«Химия и жизнь». Фантастика и детектив. 1975-1984 - Кир Булычев
— Он не охотник, — сказала Маша. — Зачем он приехал?
— Ну, пусть не охотник, — согласился лесник. — Я мотоцикл в сарай закачу, а то дождь ночью разойдется.
— Я вас не стесню, — сказал я Маше. — Завтра с утра уеду.
— Так и будет, — сказал лесник.
Маша убежала в дом.
— Не обращай внимания, — сказал лесник, запирая сарай на щеколду. — Она диковатая. Но добрая. Пошли руки мыть.
В доме засветилось окно.
— У меня водка есть, — сказл я. — В рюкзаке.
— Это Донатыч подсказал?
— Он, — сознался я.
— А я второй год не пью И потребности не чувствую.
— Извините.
— А чего извиняться? В гости ехал. Ты не думай, я за компанию могу. Маша возражать не будет. Как тебя величать прикажешь?
— Николаем.
Рукомойник был в сенях. Возле него на полочке уже стояла зажженная керосиновая лампа.
— Электричества у нас нету, — сказал лесник. — Обещали от Лесновки протянуть. В сенокос бригада жить будет. Может, в будущем году при свете заживем.
— Ничего, — сказал я. — И так хорошо.
В комнате был накрыт стол: наверно, лесник возвращался домой в одно и то же время. Шипел самовар, в начищенных боках которого отражались огни двух старых, еще с тех времен, когда их старались делать красивыми, керосиновых ламп. Дымилась картошка, стояла сметана в банке, огурцы. Было уютно и мирно, и уют этого дома подчеркивал дождь. Дождь, стучавший в окно и стекавший по стеклу ветвистыми ручейками.
— Я эти стулья из города привез, — сказал лесник. — Мягкие.
— Хорошо у вас.
— Маше спасибо. Даже обои наклеил. Если бы Донатыч или кто из старых охотников сюда нагрянул, не поверили бы. Да я теперь их не приглашаю.
На этажерке между окнами стоял транзисторный приемник. За приоткрытой занавеской виднелась кровать с аккуратно взбитыми, пирамидой подушками. К стене, под портретом Гагарина, была прибита полка с книгами.
— Водку доставать? — спросил я.
— Давай.
— Сергеи Иванович, — услышала нас Маша.
— Не беспокойся. Ты же меня знаешь. Как твой рыбник, удался?
— Попробуйте.
Может я в самом деле приехал сюда в гости? Просто в гости.
От сковороды с пышным рыбником поднимался душистый пар. Оказывается, я страшно проголодался за день. Маша поставила на стол два граненых стакана. Потом села сама, подперла подбородок кулаками.
— За встречу, — сказал я. — Чтобы мы стали друзьями.
Этого говорить не стоило. Это напомнило всем и мне тоже, почему я здесь.
— Не спеши, — сказал лесник. — Мы еще и не знакомы.
Он отхлебнул из стакана, как воду, и отставил стакан подальше.
— Отвык. — сказал он. — Ты пей, не стесняйся.
— Вообще-то я тоже не пью.
— Ну вот, два пьяницы собрались, — лесник засмеялся. У него были крепкие, ровные зубы, и лицо стало добрым. Там, в городе, он казался старше, суше, грубей.
Маша тоже улыбнулась. И мне досталась доля ее улыбки.
Мы ели не спеша, рыбник был волшебный, тетя Алена была посрамлена. Мы говорили о погоде, о дороге, как будто послушно соблюдали табу.
Только за чаем Сергей Иванович спросил:
— Ты сам откуда будешь?
— Из Москвы. В отпуске я здесь, у тетки.
— Потому и любопытный? Или специальность такая?
Я вдруг подумал, что в Москве, в институте, такие же, как я, разумные и даже увлеченные своим делом люди включили кофейник, который тщательно прячут от сурового пожарника, завидуют мне, загорающему в отпуске, рассуждают о той охоте, на которую должны выйти через две недели — на охоту за зверем по имени СЭП, что означает — свободная энергия поверхности. Зверь этот могуч, обитает он везде, особенно на границах разных сред. И это его известная всем, но далеко еще не учтенная и не используемая сила заставляет сворачиваться в шарики капли росы и рождает радугу. Но мало кто знает, что СЭП присущ всем материальным телам и громаден: запас поверхностной энергии мирового океана равен 64 миллиардам киловатт-часов. Вот на такого зверя мы охотимся, не всегда, правда, удачно. И выслеживаем его не для того, чтобы убить, а чтобы измерить и придумать, как заставить его работать на нас.
— Я в НИИ работаю, — сказал я леснику.
А вот работаю ли?.. Скандал был в принципе никому не нужен, но назревал он давно. Ланда сказал, что в Хорог ехать придется мне. Видите ли, все сорвется, больше некому. А два месяца назад, когда я добился согласия Андреева на полгода для настоящего дела, для думанья, он этого не знал? В конце концов, можно гоняться за журавлями в небе до второго пришествия, но простое накопление фактов хорошо только для телефонной книги. Я заслужил, заработал, наконец, право заняться наукой. На-у-кой! И об этом я сказал Ланде прямо, потому что мне обрыдла недоговоренность, за которой скрывалась элементарная зависть. Что бы он там ни говорил о необходимости, о долге, о кресте, который мы несем; о том, что каждый должен пахать не только свой огород, и так далее. А мне надоели чужие огороды… Словом, после этого разговора я знал, что в Хорог не поеду. И в институте не останусь…
— А я вот не выучился. Не пришлось. Может, таланта не было. Был бы талант, выучился.
Он пил чай вприкуску, с блюдца. Мы приканчивали по третьей чашке. Маша не допила и первую. Мной овладело размягченное, нежное состояние, и хотелось сказать что-нибудь очень хорошее и доброе, и хотелось остаться здесь и ждать, когда Маша улыбнется. За окном стало совсем темно, дождь разгулялся, и шум его казался шумом недалекого моря.
— На охоте давно был? — спросил Сергей Иванович.
— В первый раз собрался.
— Я и вижу. Ружье лет десять не чищено. Выстрелил бы, а оно в куски.
— А я его и не заряжал.
— Еще пить будешь?
— Спасибо, я уже три чашки выпил.
— Я про белое вино спрашиваю.
— Нет, не хочется.
— А я раньше — ох, как заливал. Маше спасибо.
— Вы сами бросили, — сказала Маша.
— Сам редко кто бросает. Правда? Даже в больнице лежат, а не бросают.
— Правда.
— Ну что ж, спать будем собираться. Не возражаешь, если на лавке постелим, Николай, все-таки как тебя по батюшке?
— Просто Николай. Я вам в сыновья гожусь.
— Ты меня старостью не упрекай. Может, и годишься, да не мой сын. Когда на двор пойдешь, плащ мой возьми.
Мы встали из-за стола.
— А вы здесь рано ложитесь? — спросил я.
— Как придется. А тебе выспаться нужно. Я рано подыму. Мне уезжать. И тебе путь некороткий.
И я вдруг обиделся. Беспричинно и в общем безропотно. Если тебе нравятся люди, ты хочешь,
