Клятва (СИ) - Костылева Мария
Какое-то время Элья стояла, разглядывая собственный призрак, но потом плюнула и стала смотреть сквозь него на облака, собравшиеся над городом: сизые и серые громады, полные непролитых пока дождей. Самого города видно не было.
И облаком над синевой дорог
Я поплыву на звук любимой песни…
Интересно, дороги с облачной высоты действительно кажутся синими? От короткого полёта на воздухоплаве у Эльи остались только воспоминания о небе, о чувстве опьянения высотой и ветром, который казался ей посланцем благословенной Эйголы. Землю она особо не помнила. И уж, тем более, не помнила, как выглядели дороги…
Тогда она чуть не умерла. И небесная высь, которая за мгновенье до того внушала ощущение абсолютного счастья, едва не свела её с ума от ужаса. И свела бы, наверное… если бы не Грапар. Как крепко он тогда прижал её к себе! И Элья вцепилась в него, будто в единственную опору на свете, веря в него больше, чем в силу гравитации… Он спас ей жизнь.
Элья стиснула зубы.
«Чтобы использовать мою кровь для обряда, а потом убить меня».
— Что случилось? — спросил Герек.
Элья вздрогнула от неожиданности и уже привычного чувства страха — погружённая в себя, она не слышала, как маг подошёл и встал за её спиной.
— Опять у меня кровь по-другому звучит? — спросила она, едва размыкая челюсти, которые словно свело судорогой.
— Нет, просто мне показалось, что ты зачем-то собираешься сломать подоконник.
Этот его дурацкий смешок. Когда его что-то смущает, он всегда шутит, как идиот. Правильно Саррет его так называет…
Элья опустила глаза и тупо уставилась на свои побелевшие пальцы.
— Отпусти деревяшку, — шутливо велел Герек.
Элья послушалась, но от окна не отошла.
— Всё это будет очень сложно, — сказала она нехотя. Потому что в ней снова горело, накипало, и надо было говорить — хотя Элья почти уверена была, что Герек многое не поймёт. — Особенно — забыть про месть. Мне иногда хочется разорвать его на мелкие кусочки… Грапара, я имею в виду.
И снова это имя — будто яд на языке.
— На мгновенье — когда мы говорили с Сарретом, — продолжила Элья после небольшой паузы, — мне показалось, что я смогу не думать об этом. Потому что есть куда более сильные вещи. Он словно вручил мне оружие против этой моей… «тьмы». Но сейчас я понимаю, что всё не так просто…
— Если тебе будет легче, представь, как он их ненавидит, — сказал Герек. — А он их ненавидит, это я тебе совершенно точно говорю. И ещё… хм… попробуй убедить себя в том, что Грапар не виноват.
— Что?.. — Элья резко обернулась. — Ты о чём? Ты что, вообще ничего не соображаешь?! Это просто… просто невозможно! Нет, я понимаю, он выполнял задание для своей любимой Иланы. Но он мог отдать Болотному Королю Равеса! Он мог потом найти кого-то другого из Клана Альбатроса для всех этих обрядов! Но он этого не сделал…
— Наверное, потому, что всё-таки не мог, — сказал Герек. — Но ты просто не знаешь почему.
— Тогда он в любом случае просто не должен был… — Элья перевела дух, — он не должен был внушать мне чувство, будто я для него важнее всего на свете, когда это не так. Он не должен был привязывать меня к себе. Это стало предательством гораздо раньше — а не там, в Белоборе.
«С той ночи в парке, когда он впервые меня поцеловал», — пронеслось у Эльи в голове.
— Наверное, я могу тебя понять, — сказал Герек.
— В самом деле? — покосилась на него Элья.
— Ну да. Посуди сама: сначала меня сдал полиции родной отец, а потом невеста. И если первому я не успел сказать, что невиновен, то вторую я оповестил об этом сразу.
— И она не поверила?
— Не знаю… Возможно, после того, как я покатался по тюремным крышам, мой вид оставлял желать лучшего, а я и так никогда не выглядел как человек, внушающий доверие.
— А зачем ты катался по крышам? — спросила Элья осторожно. Герек разоткровенничался впервые за всё время, что она жила здесь, и ей не хотелось упустить момент.
— Ну, это был мой единственный шанс сбежать и восстановить своё доброе имя. Отец-то сразу попал в больницу, кто бы занимался этим делом? А сбежать я мог только до того, как меня приведут в камеру. Так как папа мой, насколько тебе известно, детектив, да ещё и друг главного министра, мне доводилось за свою жизнь довольно часто бывать в здании тюрьмы. Причём, в основном, в приёмной перед кабинетом Дертоля. И я прекрасно знаю, что там два окна. Одно выходит на набережную Шемы, второе — на крыши невысоких пристроек. Есть скат сразу под окном, очень удобно. Полицейский, который вёл меня к Дертолю, в двух шагах от кабинета уже расслабился, да и люди там какие-то стояли, кто-то перебросился с ним парой фраз… У меня были связаны руки — но, к счастью, спереди. День был жаркий, секретарь приоткрыла окно… Вот я и выпрыгнул. Фактор внезапности сработал — до окна меня никто поймать не успел, а прыгать следом побоялись.
Элья потрясённо покачала головой.
— Крыши крышами, но если бы ты кубарем покатился вниз…
— Иначе я сгнил бы в тюрьме, вот и всё. Если уж собственный отец мне не поверил, то какие у меня были шансы?
— Дертоль бы, может, и поверил.
— Я не рискнул проверять. Я побежал к Линте… к своей невесте, то есть. Она сделала вид, что верит мне, велела спрятаться. А сама выскользнула из дома, кинулась к первому же патрульному и… в общем, пришлось опять побегать. Но тут я не удивился даже, честно говоря. Она почему-то всегда панически боялась проблем с законом…
— А потом в тебя выстрелил лучший друг.
Герек пожал плечами:
— Если бы он в меня не выстрелил, в меня бы выстрелил Мароль. Причём, скорее всего, в голову. Кстати, надо отдать Саррету должное, он оказался единственным человеком, который спросил, действительно ли я убил Марреса.
— То есть, он тоже допускал возможность, что ты мог это сделать?!
— Ну… надо сказать, отношения у нас с братом были довольно напряжёнными. Мы часто ссорились… У меня был мотив, у меня была возможность, меня застали на месте преступления, в конце концов. Так что ответ на вопрос, кто убийца, казался очевидным. Но Саррет всё-таки спросил.
Элья улыбнулась:
— Он хороший друг.
— Он хороший полицейский. Хотя друг тоже, да…
Они отошли от окна. Герек сел обратно, Элья начала убирать со стола.
— А он раньше убийства расследовал? — спросила она, вспомнив, что «отдел предотвращения политических бурь» — не то место, где Саррет работал изначально.
— Да нет… В основном, всякие кражи и мошенничества.
— По-моему, это всё равно очень интересно.
Герек промолчал. Ему прекрасно было известно, что Саррет ненавидел свою работу. Майор Наргель почти пять лет держал его в мальчиках на побегушках, и Саррету, некогда блестящему студенту Академии, ничего не оставалось, кроме как следить за продвижением по службе бывших одноклассников. Наверное, расследование преступлений — дело действительно интересное, но только когда ты сам расследуешь, а не пишешь бесконечные протоколы и справки, бегая по разным инстанциям и изредка имея возможность допросить того или иного свидетеля. А чтобы заслужить хотя бы капельку уважения майора Наргеля, Саррету нужно было просто родиться у другого отца.
Элья подкинула в огонь дров, поставила на плиту чугунок с водой, чтобы та закипела и можно было бы мыть посуду. Она старалась производить как можно меньше шума, чтобы даже звуками не выдавать своё волнение. Странный получался день, странные дарил ощущения: сейчас, когда Элья занималась повседневными делами, её не покидало чувство, будто в её руках всё может расцвести — если она очень захочет. Тарелка превратится в какой-нибудь большой махровый цветок, вилка обовьёт запястье лозой с завязями бутонов…
— А как вы подружились? — спросила она громко, чтобы слышно было в гостиной.
— Из-за библиотеки моего отца. Саррету нужна была книга по международному праву.
Элья, вздрогнув, обернулась и обнаружила Герека в кухне. Она едва не отшатнулась от него, но инстинкт нежити удалось подавить почти сразу.
