Цена возвращения (СИ) - Гришин Алексей

А эти взрослые, в основном убеленные сединами мужчины останутся в поклоне до тех пор, пока король не займет свое место на троне и не изволит поздороваться. Лишь тогда можно поднять головы и сесть. Каждый — на определенное ему место. Шляпы должны оставаться в руках.

Так уже более века начинаются заседания Королевского Совета — главного органа управления страной, без одобрения которого его величество не подписывает ни одного хоть сколь-нибудь значимого документа.

Впрочем, в последнее время роль Совета все чаще сводится к одобрению королевских решений, что породило при дворе весьма ехидные сплетни. Мол, господа советчики только и могут, что согласно кивать. Даже прозвище совсем недавно прозвучало: «болванчики». Негромко прозвучало, сквозняком пролетев по гостиным некоторых богатых домов, владельцы которых старались держаться поближе к герцогу Клермонскому, младшему брату его величества.

Теперь пропало. Намертво. А господа члены Совета остались. Почти все тридцать девять человек. Лишь четыре кресла в этом просторном зале остались незанятыми. Но это ненадолго — решение о новых конфидентах уже принято, осталось дождаться его оглашения. Может быть — уже сегодня.

Такие или, может быть, почти такие мысли промелькнули в непокрытых головах собравшихся, а церемония тем временем началась. Строго по протоколу… нет, все же почти строго.

Его Величество буквально ворвался в зал, лишь взмахом руки поприветствовав присутствующих. Сам, смешно подпрыгнув, сел на высокое кресло, начисто проигнорировав специальную подставку. Почти по-детски поболтал ногами, потом вновь вскочил. В другой ситуации и у другой аудитории это могло вызвать смешки.

Увидев, что присутствующие, не желая сидеть при стоящем монархе, остались на ногах, нервно махнул рукой.

— Садитесь, господа. Мне же позвольте говорить стоя. После недавних событий так я чувствую себя спокойней. Знаю, что это недостойная короля слабость, но, надеюсь, в кругу верных соратников я могу наплевать на некоторые условности?

Вопрос откровенно не требовал ответа, поэтому присутствующие лишь улыбнулись. Все они действительно входили в ближний круг Эдварда IV, но лишний раз услышать об этом было приятно. Хотя… четыре пустующих кресла четко указывали на существование исключений.

Его величество сделал несколько энергичных шагов по залу, лишь после этого продолжил:

— Итак, господа. С божьей помощью заговор, организованный моим братом, провалился. Анри сегодня удалился в свой замок, его личный полк распущен. Остальные предатели осуждены и уже завтра получат то, что определил им справедливый суд. Пощады не будет никому.

В зале раздался одобрительный гул.

— Но, господа, встает вопрос — что делать с дворянами, в заговоре не участвовавшими, но плотно общавшимися с герцогом? Его преосвященство, — легкий поклон сидевшему чуть в стороне от других премьер-министру Галлии и парижскому епископу герцогу дю Шилле, надевшему специально для этого собрания элегантный светский костюм, — заверил нас, что измены с их стороны не было, но и уверенности, что они не поддержали бы изменника в случае его успеха, нет. Сейчас вам раздадут списки этих господ.

Эдмонд IV все-таки сел в свое кресло, хлопнул в ладоши и его секретарь, молодой человек лет двадцати, внес в зал заседаний пачку бумаг, раздал каждому по листу. К концу процедуры лишних четырех листов не осталось. Опытным царедворцам стало ясно, что судьбой отсутствующих коллег в ближайшее время интересоваться не следует.

Дождавшись, когда все ознакомятся со списком, король встал.

— Господа члены Совета, я прошу одобрить мое решение направить всех поименованных дворян в изгнание, обязав их покинуть пределы Галлии в месячный срок. Есть ли у кого возражения? Прошу высказываться.

Это был формальный вопрос. Ясно же, что никто из собравшихся не будет против…

— Вы позволите, ваше величество? — С заднего ряда встал молодой мужчина с не по возрасту обильной сединой в волосах и изуродованным шрамом лицом. Не дожидаясь разрешения, он продолжил. — Я прошу исключить из списка мадам де Ворг графиню де Бомон. Ее семья всегда была верна Галлии и я уверен…

— Ах вы уверены? — голос короля от возмущения сорвался на хрип. Откашлявшись, его величество продолжил: — А я уверен, что не намерен терпеть в своей, — он выделил это «в своей», — стране не просто друзей изменника, а еще и жену изменника. Напомнить вам, чего нам стоило предательство де Ворга? А ведь они до сих пор муж и жена! Впрочем, — король взял паузу, поджал губы и уже холодным, почти ледяным голосом продолжил, — если у кого-то здесь имеется иное мнение… что ж, господа, выношу вопрос на голосование. Кто за мое предложение? Кто против? Вы, кажется, остались в одиночестве, виконт де Камбре? Значит, решение принято!

И, бросив гневный взгляд на строптивого члена Совета, широким шагом покинул заседание, громко захлопнув за собой двери.

ЧАСТЬ I Изгнанница" Глава 1

К полудню 26 января 1626 года от рождества Спасителя суета в замке владетельного графа Амьенского достигла апогея. Слуги сбились с ног, моя, чистя и протирая еще с вечера тщательно прибранные залы, кабинеты и господские комнаты. При этом все боязливо оглядывались, пуще божьей кары опасаясь, что вот сейчас появится прекрасная и ужасная Зухра, рабыня хозяина замка, и гневно глянет темно-карими, цвета горького шоколада глазами из-под густых сросшихся на переносице бровей и выскажет свое недовольство. Хорошо, если просто накричит, а может для убедительности и кулаком в глаз засветить. Могучим, самой природой призванным внушать окружающим уважение и чувство ответственности.

Некогда, лет эдак тридцать назад, граф, который еще не стал владетельным, отправился в Магриб, чтобы купить себе рабыню. Подобный шопинг, доступный лишь избранным мажорам Европы, престижен и, что греха таить, приятен во всех отношениях. По дороге юношескими мечтами богатенького молодца уже завладела некая обворожительная одалиска самых соблазнительных форм в самой соблазнительной позе, случайно подсмотренная на одной из картин в спальне родителей. Лишившая будущего рабовладельца сна в предвкушении неземных удовольствий.

До того момента, пока юноша не оказался на невольничьем рынке Туниса.

И тут случилось неожиданное.

Приятели по экзотическому путешествию уже во всю торговались за приглянувшийся товар, придирчиво оценивая округлости и конечности обнаженного движимого имущества, а юный граф де Бомон не мог отвести взор от глаз девушек. Где, казалось, навеки поселились отчаяние и ужас. С каким страхом они смотрели на будущих хозяев, как вздрагивали от взмахов кнута надсмотрщика, который не бил — зачем портить товар? — хватало и щелчков.

Сладкие фантазии? Они исчезли без следа. Осталась лишь растерянность и… жалость? Сострадание? Или что-то еще, недостойное дворянина, разумеется. Но оно было, и с этим ничего нельзя было поделать.

Вот бич торговца взвился в очередной раз и вдруг опустился на тело одной из рабынь, пожалуй, слишком крепкого для одалиски сложения, оставив после себя кровавую полосу на смуглой спине. Остальные взвизгнули, бросились к краям помоста, но под грозными взглядами надсмотрщиков вовремя остановились.

А получившая удар девушка даже не пошевелилась. Лишь бросила на своего мучителя недопустимый здесь презрительный взгляд.

Тот ответил взглядом, полным ненависти. Но, как деловой человек, все же предпринял еще одну попытку сбыть некондиционный товар. Может быть, последнюю.

— Обратите внимание на эту необъезженную кобылку, господа! Дочь воеводы с предгорий Арарата! Женщины из тех краев славятся темпераментом и искусностью в любви! Поверьте, тот, кто сумеет ее укротить, получит незабываемые впечатления!

Несмотря на профессионально бодрый тон работорговца, его исказившееся лицо и побелевшие на рукояти кнута костяшки кулаков ясно показывали, что, если прямо сейчас не найдется покупатель, участь рабыни будет ужасной. Скорее всего, ее забьют до смерти, на страх остальным экземплярам.