Сергей Бузинин - Часовой Большой медведицы

Им было хорошо вдвоем. Почему? Бог весть.

Вокруг них бушевала самая жаркая в их жизни весна. Мишка и Марина были хмельными от счастья, свободы и хорошего настроения (и, быть может, лишь самую чуточку — от мартини) и наперебой рассказывали друг другу о всяческой чепухе.

— … ну и вот, а она мне такая говорит…

— … так-то, конечно, да…

— … ой, Миша, а что такое ксива?..

— … не, Марина. Я цирк не люблю…

— … я, Миш, совсем почти неграмотная. Только недавно узнала, что сериал «Санта-Барбара» — вовсе не про монастырь…

— … да преподаватель наш… Знаменит фразой: «На данном этапе я уже не знаю, что для страны хуже — коррупция или борьба с ней»…

Солнце нырнуло за ломанную линию крыш, от реки потянуло прохладой, помахивая хвостом, ступила на небесную тропу Большая Медведица. Мишка и Марина шли по аллее. Марина то держала Мишку за руку, то поворачивалась к нему лицом и, не выпуская его руки, оживленно рассказывала:

— Миш, ну ты правда думаешь, что черный юмор — это только по ведомству милиции? Щ-щаз! Не-про-сти-тель-ная ошибка! Вот анекдот, совсем свежий. С моим участием.

На каждой подстанции «скорой» есть свой ночной кошмар — какая-нибудь бабушка — божий одуванчик, которая вызывает 03 всякий раз, когда надо давление померить или просто с живой душой поболтать.

По большому счету, понять стариков можно даже притом, что работать они мешают. Но старики старикам рознь — и вот у нас на участке живет Фаина Рауфона Пуйнанэ, про национальность ее меня не спрашивай, не знаю…

Так вот, эта самая Фаина Рауфовна имела обыкновение вызывать «скорую» даже тогда, когда у нее настроение портилось. Но, поскольку понимала, что дергать бригаду запросто никак невежливо, имела обыкновение играть под свои вызовы целый спектакль — закатывала глаза, изображала муки адские и сопровождала все воплями: «Жить мочи больше нет, дайте мне, доктора, яду смертельного!»

И вот месяца два тому назад было у Фаины Рауфовны какое-то особо мерзкое настроение — за сутки она умудрилась вызвать на себя бригаду девять раз.

Помощником у меня был медбрат Вовка Кукушкин… И вот, под утро, вызывает нас гражданка Пуйнанэ десятый раз. Честно скажу, ехали мы к ней с мыслью о смертоубийстве. Приехали. Бабка в своем репертуаре — лежит себе, хронически здоровая, ручки на груди сложила, глаза закатывает и вопит при этом: «Жить больше не могу, болит у меня все, не мучайте меня, доктора, а дайте мне сразу яду смертельного!»

Вот тут я и не выдерживаю. Подмигиваю Вовке и говорю: «Да, коллега, случай, видимо, безнадежный. Бабуля, сейчас расписочку напишете — и получите своего яду смертельного».

Гражданка Пуйнанэ не то чтобы утихла, но громкости поубавила.

Вовка, как ни в чем не бывало, раскидывает укладку и у меня спрашивает: «Марин, чего колоть-то будем? Калиевая соль циановодородной кислоты идет по списку, потом умаемся документы оформлять. Давай стрихнин поставим? Помучается, конечно, клиент, ну так ведь недолго — час там, полтора… А конец все один».

Фаина Рауфовна уже не вопит, а внимательно слушает.

«И то, правда, Володя», — говорю я помощнику. — «За этот цианистый калий не отпишешься. Набирай стрихнин, Вова, и давай внутримышечно. Жалко, конечно, но вон как человек мается… Хуже уже не будет. Поломает, конечно, час или два, ну а потом — со святыми упокой…»

Володя, весело насвистывая, набирает в шприц глюкозу. Я изображаю, что пишу расписку.

И в этот момент гражданка Пуйнанэ проносится мимо нас с такой прытью, что молодые позавидуют. Запирается в ванне и нам оттуда кричит: «Выздоровела я, выздоровела! Не надо мне вашего яду смертельного! Я, между прочим, замуж еще собираюсь!»

Вовка ей в ответ: «Бабка, никак невозможно отменять процедуру. Ампулу я уже открыл, что я на подстанции скажу? Что клиент отказался принимать яду смертельного? Так мне на это скажут: хреновый вы специалист, Владимир Поликарпович, если ваши пациенты из ваших рук яд смертельный принимать отказываются! Вылазь, бабка, из ванны и давай с этим цирком заканчивать. И ваще — как я теперь пустую ампулу спишу? У нас с этим строго: одна ампула — один покойник. Вылазь, сказал, бабка!»

В общем, с тем мы и ушли. И уже два месяца от гражданки Пуйнанэ не единого вызова. Слухи доносят: одумалась, болеть перестала, посещает секцию айкидо, освоила Интернет и успешно играет в «Форекс-Клубе». Кто после этого скажет, что мы людей не спасаем?

Понедельник. Вторая неделя

У трудового люда понедельник вызывает чувство, похожее на смесь осенней депрессии с зубной болью — то сумрачное и унылое отчаяние, победить которое можно лишь влюбившись или заработав большие деньги. Но Мишка, собираясь на работу, ничего подобного не ощущал. На сердце было тепло от воспоминаний о вчерашнем вечере, проведенном с Мариной. Изредка, оттесняя воспоминание о девушке, на передний план прорывалась легкая гордость от мысли, что именно он раздобыл сведения о налете и, скорее всего, завтра его ожидает первая за все его, пока недолгое время службы, засада. Как хорошо, что в жизни что-то всегда бывает в первый раз: первая засада, первый поцелуй… Мысль о поцелуе моментально выбилась в лидеры, заслонив собой все прочие. Уже привычно Мишка бегом спустился в фойе, раскланявшись с комендантом, резво заскочил в столовую, где позавтракал сам и запасся провиантом для друзей — что-то подсказывало ему, что после воскресного досуга Витиш вряд ли порадует соседей по кабинету домашней снедью. Хорошо бы, что б хотя бы сам себя принесет… Сияя отличным настроением, Мишка не заметил, как добрался до отдела. В отделе царила непривычная тишина. Никто не бегал по коридорам, двери кабинетов были закрыты и из-за них доносилось еле слышное, непонятное и от того тревожное шуршание. Мишка подошел к своему кабинету и открыл дверь. С размашистой удалью гопника выскакивающего из засады, в Мишкин нос ударил запах ружейного масла. Прижав к груди пакет с пирожками, он замер на пороге, не в силах отвести взгляд от черного зрачка пистолетного ствола, смотревшего ему в лицо.

— Мда… И в самом деле, похоже на норку для мышей, — задумчивый голос Витиша вывел Мишку из ступора. — О! И паутинка даже есть…

Мишка запоздало сообразил, что у пистолета, смотревшего на дверь, отсутствует затворная рама, после чего с удивлением обнаружил, что на столе у Витиша нет бумаг, зато стоят бутылки с маслом, лежат куски ветоши и составные части пистолета. Стол Костика так же напоминал оружейную мастерскую, а сам Костик сосредоточенно надраивал протиркой свое оружие, как матрос- первогодка палубу корабля.

— Мужики! — направился к своему столу Мишка. — А у нас что, война по распорядку дня намечена?