Читемо: Поэзия убийства - Филип Гэр
Длинные когти прошли сквозь мясо и хрящи легко и плавно. Брызнула кровь, головы монахов почти оторвались от тел, оседающих на пол. Жизнь покинула их столь быстро, что пальцы даже не успели нажать на спусковой крючок.
И тут же, в сумраке между стеллажами, заклубилась тьма, соткавшая из себя получеловека-полуволка, худого и черного, с выпирающими сквозь шерсть ребрами.
Мои ладони вцепились в кресло, но прежде чем Демьен развернул мою коляску, спасая меня от кошмарного зрелища, я успел увидеть, как острая волчья пасть погрузилась в нутро одной из жертв.
Я не видел, что там произошло дальше. Дем толкал мою коляску так быстро, как только мог.
Но я достаточно слышал.
В этих холодных комнатах нечему было заглушить звуки раздираемой и заглатываемой плоти.
Демьен толкал коляску, а меня выворачивало, мучительно и остро, будто пожирали меня, а не кого-то там, позади, за спиной. Выворачивало прямо на мои неподвижные ноги, на бешено вращающиеся колеса, на подлокотники кресла, на проносящийся мимо пол.
Повернув и остановившись перед очередной дверью, Дем присел рядом, взяв меня за руку.
Все, что я мог извлечь из своего желудка к тому времени, уже кончилось. Джинсы промокли. Я почти ничего не видел из-за слез.
Дем снял меня с коляски и усадил на пол. Помог стянуть джинсы, и, не колеблясь, выбросил их в проход. В сумке позади коляски нашлись белые шорты, по которым порхали зеленые и оранжевые бабочки.
Более неуместного рисунка для Библиотеки было сложно придумать.
Я надел их сам, пока Дем оттирал коляску влажными салфетками, выбрасывая затем их к джинсам.
— Дем… Ты говорил, они остались там, в метро. Как же тогда они нас нашли? И как попали сюда?
— Думаю, они знали про Библиотеку. Возможно, даже бывали здесь, как и я. И нашли другую дверь, там, в метро. А может, попали сюда просто случайно. Я не знаю. В Библиотеке свои законы взаимосвязей. Точнее, ничто и нигде не взаимосвязано так, как здесь.
— А та черная фигура, которая… похожа на волка. Кто она?
— Иуда здешнего мира. Предатель, трус, убийца, мучитель и палач. За содеянное он лишен своего имени. Оно изъято из Библиотеки, и потому его никто не помнит. Это его наказание — питаться мертвыми, и всегда оставаться голодным.
— А кто его наказал? Библиотекарь?
— Нет. У его судьи нет имени. Его наказала сама реальность.
— И что, наказание будет длиться вечность?
— Только до тех пор, пока он не осознает, за что наказан. Возможно, когда-нибудь это произойдет. Возможно — нет. Я не знаю. Прошло две тысячи лет, а он не понял этого до сих пор.
Я оглянулся.
— А куда исчез алый призрак?
— Думаю, отбирает у волка добычу.
Я поежился.
— Скажи, Дем, здесь все едят друг друга?
Дем долго не отвечал, продолжая отмывать мою коляску. Потом встал и помог мне на нее сесть.
Коляска была ледяной и мокрой.
— А разве в вашем мире не так? — наконец, тихо спросил Дем.
Я не нашел, что ему ответить.
***
Дверь перед нами была самой невыразительной из всех, которые я видел за сегодняшний долгий день.
Она была узкой, серой, плоской и сдвижной. Слева, на уровне моих глаз, из стены выделялась кнопка.
Это была дверь лифта.
Дем подошел к ней и, подумав, нажал.
Загудел электродвигатель. Заскрежетали тросы, да так сильно, будто они поднимали (или спускали?) не тесную кабинку, а забитую свинцом грузовую платформу.
Ждать пришлось долго. Лифт шел медленно, через силу. Один раз раздался звонкий хлопок, и вслед за ним послышался свист и скрежет, словно один из тросов оборвался и полетел вниз, цепляясь за стенки шахты.
— Может, поищем пандус? — неуверенно спросил я.
Дем лишь покачал головой.
— Его здесь нет. Как нет и другого пути. Если бы был — я бы его чувствовал, как чувствую нужную нам книгу. Она лежит внизу, и ждет нас. И другого пути к ней нет.
Скрип шкива, протяжный и ввинчивающийся в мозг, приближался. Наконец, остановился напротив. Кабина лифта медлила добрых полминуты, прежде чем открыть свои двери.
До этого мне казалось, что я уже устал бояться, навсегда утратил это чувство. И что теперь стану взирать на ужасы Библиотеки бездушно, как взирает механизм.
Я ошибся.
И от развернувшейся перед нами картины мое сердце снова едва не вырвалось из груди.
Лишь в одном я оказался прав — кричать и плакать я действительно уже не мог.
Будто из слабого безногого ребенка я превратился в еще более слабого безногого старика, со ссохшимися глазами и атрофированными голосовыми связками.
Из тринадцатилетнего в столетнего.
Лифт был тесен и мал, как тесен лифт в старых домах. Тесен так, что в него едва входит коляска и сопровождающий.
Посередине, на куске провода висел труп полузверя, одетого в камуфляжную армейскую форму. Его лапы не доходили до пола, и он покачивался из стороны в сторону. Провод поскрипывал в такт. В такт по грязному полу туда-сюда елозил обвисший хвост, испачканный испражнениями повешенного.
— Я… Не пойду туда, — просипел я, не узнавая свой голос.
Словно и вправду превратился в старика.
Дем не ответил. Он шагнул к лифту, на миг заслонив от меня повешенного, и внимательно осмотрел крюк, к которому тот был подвешен. Потом посмотрел на меня.
Поглядел печально и устало.
— Вряд ли я смогу снять его отсюда. Он прикручен проволокой, и ее концы проходят сквозь крышу.
— Дем, я не могу…
Он подошел и присел на колени, напротив. Обхватив мою голову, он притянул ее к своей.
— Можешь, Рекс. Ты очень смелый, я знаю. Поверь, ты можешь.
— Я не смогу… — замотал головой я, всхлипывая, но не чувствуя вкуса слез.
Он отстранился. Печаль и усталость из его глаз исчезли. Они были добрыми, ласковыми и уверенными.
— Рекс, вокруг нас тысячи обитаемых миров. Не десятки и не сотни — тысячи. Там, за дверями, есть и твой мир. Мир, в котором ты будешь счастлив. Не тот, откуда ты пришел, и не тот, в котором ты сейчас. А тот, в котором действительно есть место для тебя. Мир, который ты сможешь наполнить. Но чтобы до него добраться, тебе нужно пройти еще не через одни двери, и не через одно испытание. Они кажутся трудными, сложными и невыполнимыми. Но когда ты доберешься до двери нужной, то все, что осталось позади, покажется тебе мимолетным видением.
Я даже смог улыбнуться.
— Обещаешь?
— Конечно, — улыбнулся он
