Александр Лонс - флэшбэк - flashback

А через три дня Алекс оформил неиспользованную неделю отпуска, съездил на вокзал и купил билеты в Петербург. Потом, уже дома, он сел за свой комп и начал писать ту самую историю, что позже активно продолжал уже в петербургской гостинице.

16. Пол Жданов

Если ничего стоящего не приходит на ум, удостоверитесь в его наличии.

Постоянные посетители больничного парка к тому времени меня интересовать уже перестали — своей трепом они вызывали только досаду и раздражение. В результате, после разговоров с личностями, гуляющими почти свободно, я вовсе перестал появляться там, но таблетки все-таки решил принимать, а не спускать в канализацию. Именно тогда мне и пришла в голову светлая идея, принесшая столько всего разного, и своими последствиями вконец морально искалечившая и без того инвалидную мою личность.

Интересующие меня персонажи обитали в совсем другом месте — в отделении, по старинке называвшемся «беспокойным». Я почему-то решил, что более тяжелые больные будут обладать и более сильными способностями в тех или иных узких вопросах. Бред, галлюцинации, глюки. Но как их заставить бредить наиболее эффективно и в нужном направлении? Куда направить силы? Просчитать, что даст наибольшую выгоду? Возможно ли такое? У меня в голове сразу же закопошились какие-то мысли, коими я и поделился со Стивом.

— Да, Пол, как не странно, но в этом есть некоторый здравый смысл, — к моему удивлению Стив меня не обсмеял. — Это известно давно, твоя идея не нова, и много кто пытался осуществить ее на практике.

— Правда? — удивился я. — Я-то полагал, что ты меня высмеешь, как всякий профессионал дилетанта.

— Я уже думал на эту тему, как и много народу до меня, — продолжал мой друг. — Гениальность и безумие. Гениальность и помешательство… не люблю я этих слов. Понимаешь, работая с самыми разными людьми, я уже очень давно понял, что все ответы на вопросы находятся в самом сознании, а не где-то еще, и если мы поймем человека, то сможем понять все нас интересующее. У меня даже были наработки новой, основанной на личных наблюдениях, нефрейдовой концепции человеческого сознания. Но дело в том, что…

— Что?

— Не все так просто, — продолжал Стив. — Еще Ломбразо писал, что под влиянием потери рассудка люди, никогда прежде не бравшие в руки кисть, чаще делаются художниками, нежели настоящие живописцы вновь берутся за кисти. По-моему ты придумал что-то нереальное. Твоя идея труднореализуема но, по-моему, вполне жизнеспособна. Самые разрушительные для сознания и для разума эмоции — это чувство вины и чувство долга. Пустейшие чувства. Запомни — ты никому и ничего не должен. Кроме службы, конечно. Живи со свободной душой и легким взглядом на мир. И тогда этот мир ответит тебе тем же!

— Слушай, а если я все-таки попрошу у тебя содействия? Ты мне позволишь использовать этих твоих больных? — наседал я.

— Нет, конечно! Ты что? — возмутился Стив. — Это же частная клиника, и у каждого такого больного есть некто, кто за него платит и следит, как тут живется опекаемому. Есть еще и всякие попечительские советы, различные контролирующие организации, всякие правозащитники и еще много кто. Случись что, или просочись вовне хоть одно слово, меня затаскают по судам! А лицензию отберут, это уж сто процентов, к гадалке не ходи.

— Да, жаль… — я даже испытал нечто вроде облегчения: идея оказывалась невыполнимой по определению. Я ничего не смогу сделать, а значит можно выкинуть все эти бредни из головы. Однако Стив продолжил:

— Но по секрету я тебе скажу вот что. Есть же еще и муниципальные клиники, а у меня там имеются знакомые коллеги. Там — свои законы. Но я скажу, к кому можно обратиться, а ты, если сумеешь их чем-то заинтересовать,  то получишь полную поддержку с их стороны.

Из больницы я выписался ровно через месяц после поступления. Накупил кучу таблеток, прописанных Стивом — он настоятельно велел, чтобы я их всегда имел при себе, а в случае необходимости принимал. Напоследок он сказал так: «Я, Пол, всегда предупреждаю своих пациентов о вероятности рецидива, и советую возобновлять лечение, как только становится хуже, даже до того, как они попадут ко мне на прием. После одного эпизода можно предупредить рецидив, но нет общего мнения о продолжительности приема лекарств. Как правило, чем больше рецидивов в анамнезе, тем длительнее необходимый курс». Лекарства оказались безумно дорогие, в основном всякие модификаторы, модуляторы, хелперы,  антистрессоры и селективные антидепрессанты. Среди всего этого богатства имелся чудесный препарат, который якобы помогал от приступов паники. Медикамент продавался не в таблетках, а в каких-то пластинках, которые нужно было класть себе под язык. Их требовалось доставать из упаковки особым, неповторимым способом, показанным в инструкции для неграмотных — целый комикс из серии картинок. Вся задняя сторона упаковки была занята этими рисунками, но почему-то их напечатали «вверх ногами» — если сначала посмотреть на фронтальную сторону упаковки, где само название, а потом привычным способом перевернуть коробочку, инструкция представала перед взором пациента в перевернутом виде. Отличная идея для человека, охваченного приступом панической атаки — он и так мало что соображает, а тут еще вся инструкция вниз головой.

Я тогда внимательно прочитал все приложенные к лекарствам описания и ржал от всей души. В общем, дело обстояло примерно таким образом: чем круче и эффективнее препарат, тем будет страшнее описание побочных эффектов при его употреблении. Судя по запискам, успокоение взбесившихся нервов возможно только в комплекте с безудержным рыданием, с отмиранием всех человеческих чувств, со «вкусовыми сенсациями», «парадоксальными реакциями», а также внезапной остановкой дыхания и сердечной деятельности. Да, вот так! От всего на свете отдохнешь, с полным на то основанием. Но все это еще цветочки! Как уже после мне пояснил Стив, оказывается в описании препаратов, рекомендуемых, в частности, для шизофреников, параноиков и маньяков ни в коем случае нельзя упоминать названия их болезней, ведь пациенты-то читают приложенные к таблеткам бумажки внимательнее всех! Увидев знакомое слово, всенепременно побегут к своему (или к чужому!) лечащему врачу со словами: «Доктор! Вот, мне дали лекарство для параноиков, но я-то не параноик!» Или будут капать на мозги и подозрительно требовать: «Доктор, у меня что, паранойя?! Нет, вы честно мне скажите — паранойя, да?!» Поэтому во вкладышах к лекарствам встречаются такие жемчужины словесности как: «…при несовпадении суждений о реальности с окружающим миром» или «…при избыточном беспокойстве о не очень существенных вещах».