Вильям Шатнер - Лаборатория Тэк

Бэрнхауз положил на карту лист бумаги.

– Здесь я приготовил небольшой список людей, которые могут снабдить вас необходимой информацией, а в некоторых случаях – и крайне серьезными предупреждениями, касающимися этой части Лондона, – сказал он, пододвинув список к Джейку. – Включил я сюда и пару надежных людей, проживающих в опасной зоне. При нужде можете с ними связаться.

– Спасибо, Артур, – поблагодарил Джейк.

– Само собой, мы продолжим работать над этой проблемой, используя свои собственные методы.

– Отлично. А я буду работать своими методами.

Натали Дент гордо восседала в серебристом кресле перед пультом управления второго зала для брифингов парижского отделения «Ньюз инк.».

– Смотри внимательно, Гомес.

Неожиданным образом в ее голосе прорезались нотки школьной учительницы.

– И сиди прямо, не горбись.

Нерадивый ученик развалился в другом кресле, стоящем пониже и справа от нее. Он рассеянно смотрел на стену. Стена эта состояла из шестнадцати больших экранов, выстроенных рядами по четыре.

– Я же прямо-таки впитываю все это, Нэт, – заверил Гомес. – В надежде, что когда-нибудь мы дойдем до дела.

– Я вот и говорю, хрен – он хрен и есть, – заметил Сайдбар, сидевший в большом мягком (зачем это ему?) кресле в глубине огромного холодного зала.

– Ты должен бы понимать, Гомес, что все показанное тебе до настоящего момента является крайне важным исходным материалом для того, что я собираюсь сообщить, – наставительно сказала рыжая девица. – Возможно, тебя отвлекают мысли о миссис Бушон, которая, несмотря на свой далеко уже не молодой возраст, сохраняет еще некоторую привлекательность и...

– По сравнению со мной Мадлен совсем еще юное создание, chiquita.

– Я не могла не заметить – собственно, чтобы заметить это, совсем не нужно быть таким первоклассным репортером, как я, – насколько откровенно, я даже сказала бы, демонстративно проявляла она свои к тебе чувства, когда ты оставлял ее в этой тайной квартире, которую наняло твое агентство.

– Знаешь, Нэт, для такого знойного сына латинской расы, каким являюсь я, целомудренное чмоканье в лоб совсем не является верхом плотской страсти. Так нельзя ли перейти к тому, что тебе известно про Мишеля Шассерио?

– Так, Гомес, собственно, именно к этому мы и...

– Что этот парень намеревался сообщить Мадлен Бушон?

– Знаешь, Гомес, ты сегодня все время взбрыкиваешь, словно тебе вожжа в зубы попала.

– Под хвост.

– Как ты сказал?

– Упряжная лошадь взбрыкивает, когда вожжа попадает ей под хвост.

Натали Дент безнадежно вздохнула.

– Обрати свое драгоценное внимание на пятый экран, – предложила она. – Эти кадры показывают Брэма Векслера, англичанина, возглавляющего парижское отделение Международного агентства по контролю за наркотиками.

Улыбающийся, консервативно одетый мужчина лет сорока с небольшим неторопливо шел по залитому солнцем весеннему парижскому бульвару, явно не подозревая, что кто-то его снимает.

– Векслер был начальником Бушона. Исследуя все аспекты этой истории, я наткнулась на небольшой намек, что возможна некая связь между ним и этим убийством.

– А при чем здесь Шассерио?

– Со времени убийства он не появлялся в своей конторе, находясь в нерешительности, как поступить с тем, что стало ему известно, – ответила Натали. – Некий информатор сообщил мне, что Шассерио, возможно, желает поделиться своими познаниями. Посмотри на седьмой, это он и есть.

На экране появился хрупкий человек лет двадцати с небольшим. Он нервно ходил по уже знакомой Гомесу маленькой гостиной.

– Обрати внимание на качество съемки, – вступил в разговор Сайдбар. – Снято сегодня утром, безо всякой подсветки – только окно.

Гомес ткнул Натали пальцем в бок.

– Так это что же получается, ребята, значит, вы были у него и говорили с ним?

– Вот-вот, и сделали это, как солнце встало.

– А ты можешь поделиться со мной чем-нибудь из того, что он рассказал?

– За несколько дней до своей смерти Бушон признался ему, что подозревает Брэма Векслера в сговоре с двумя или даже тремя из главнейших тэк-лордов.

– Серьезное обвинение. А доказательства – они у Бушона были?

– Нет, он даже не понимал в точности, что именно происходит, однако знал, что Векслер запутан в каких-то темных делах, и эти дела имеют какое-то отношение к тэку, – ответила рыжая журналистка. – Сперва Бушон делился своими подозрениями с Заком Рольфе, заходя к нему вечером после работы.

– Bueno. Значит, Бушон не гулял на сторону, а Рольфе врал.

– Мне, Гомес, это казалось очевидным с самого начала, и я крайне удивлена, что ни сотрудники МАКН, ни кто-либо из полицейских, занимавшихся этим делом, – ровно никто этого не понял. Так вот, через какое-то время у Бушона стали появляться сомнения – можно ли доверять Заку Рольфе. Шассерио, по всей видимости, не шибко ему нравился, но зато у него не было сомнений в честности молодого агента. Поэтому Бушон пришел к Шассерио и рассказал, что его беспокоит.

Гомес покачал головой.

– Слишком поздно. К этому времени уже было принято решение убрать его, чтобы не совал нос куда не надо.

– А теперь посмотри на третий экран.

Натали тронула еще одну кнопку.

Человек с неприметным, безвольным лицом и срезанным подбородком, облаченный в роскошную королевскую мантию, со сверкающей драгоценными камнями золотой короной на голове, обращался к переполненному людьми залу.

– Я не включаю звук, – объяснила Натали, – чтобы он не мешал мне объяснять, но ты можешь поверить мне на слово, что его сила убеждения...

– Caramba![35]

Гомес не мог скрыть удивления.

– Не кто иной, как его королевское величество Артур Второй.

– Брэм Векслер, лицемер, разыгравший полную лояльность президенту Великобритании, связан с организацией, именующей себя «Движение Экскалибур», – сказала Натали. – Своей первейшей целью эти люди объявили восстановление монархии в Англии. Пока что я не смогла выяснить, считают ли они допустимым прибегать к убийствам для достижения своих целей, однако, чтобы это ни значило, они и вправду желают, чтобы страной правил этот сельский дурачок.

– Вот теперь понятно, что хотел сказать Зак Рольфе.

– Он что, успел перед смертью что-нибудь сообщить Джейку? С твоей стороны, Гомес, было бы крайне любезно и вполне соответствовало бы тому духу сотрудничества, который ты якобы обнаружил вдруг в своем сердце, если, конечно, в таком микроскопически малом объеме вообще можно обнаружить что-нибудь заслуживающее внимания, если бы ты поделился со мной этой информацией.