Драгоценное убийство - Анюта Соколова
Селина берёт чистую тряпку, тщательно вытирает кисти насухо.
– Зачем я вам это говорю… Вы розыскник, к тому же рэгорка. Вас интересует исключительно смерть Мирны.
– Чужому человеку иногда проще рассказать то, что тебя волнует, особенно когда это касается близких людей. И пусть я рэгорка и розыскник, зато прекрасно знаю, как больно ранит равнодушие родных. В шестнадцать лет мне пришлось сбежать из дома, потому что родители без моего ведома решили выдать меня замуж за влиятельного старика. А до этого они запретили мне учиться, отобрали книги и оставили один справочник по домоводству… Госпожа Кушен, у вас есть талант и возможности, перед вами открыты все пути, и для этого вам не нужно бросать родину и становиться предательницей.
Ярко-голубые глаза Селины смотрят на меня недоверчиво. Странно: цвет такой же насыщенный, как и у госпожи Варуш, но у Элисы голубизна казалась искусственной, а у Селины – глубокой и чистой.
– Госпожа Энжелис, извините, если обижу… У рэгорцев никогда не определишь возраст – можно дать и двадцать пять, и пятьдесят, и семьдесят. Господин Варжес смеётся словно мальчишка, а потом смотрит так, будто он мамин ровесник. Но вы ведь на самом деле молоды? И вы никогда не любили?
– А вы? – вырывается у меня.
– Идёмте. – Она откладывает кисти.
Соседняя комната – спальня. Спокойные синие тона разбавлены белым – гардины на окнах, узор на обоях. Нет крикливой роскоши покоев Мирны, но всё свидетельствует о хорошем вкусе хозяйки. На стене напротив кровати – картина. Опять море, безмятежное, ласковое. На фоне волн изображён привлекательный юноша с мечтательной улыбкой, в его глазах отражается небо, длинные белокурые пряди треплет ветер.
– Сирел Кушен, – зачем-то произношу я вслух.
– Я не пишу портреты, этот – единственный. Отец часто вывозил нас к побережью. Мама с нами не ездила – она терпеть не может море, хотя сама из Меора. Мне в тот год исполнилось семнадцать, Сирелу – двадцать два. Я и раньше считала дядю самым красивым мужчиной на свете, а тогда вдруг резко осознала, что разница в возрасте между нами меньше, чем у мамы с папой. Он был старше меня всего на пять лет… Правда, что в Рэгоре разрешены браки между близкими родственниками?
– Да. Мы же все поголовно маги, это позволяет избежать неприятных последствий. Но разрешение на кровные связи даёт лично Тэн – в том случае, когда сочтёт допустимым.
– Жаль, что Вария – не Рэгор. К тому же Сирел относился ко мне как к младшей сестре. А потом он влюбился в Мирну, и жизнь лишилась смысла. Я словно очерствела от горя – какая-то часть меня ходила, разговаривала, принимала пищу, но ничего не чувствовала. Оживала только тогда, когда писала картины. Даже смерть Сирела не потрясла так, как должна была – ведь я уже его потеряла и смирилась, нельзя утратить кого-то дважды. И всё равно я не испытывала к Мирне ненависти. Она же не виновата, что Сирел выбрал её, а не меня. Поверьте – Мирну никто не обижал! Для отца она оставалась напоминанием о Сиреле, рядом с ней он легче переносил свою боль. Он любил брата гораздо сильнее, чем нас с мамой, Мирне перешла часть этой любви.
«Вы считаете это нормальным?» – думаю я.
Селина угадывает мои мысли.
– Отчасти мы с мамой сами виноваты. Отец создавал ремонтную мастерскую своими руками, как он шутил, «из ничего». Для него она была намного большим, чем просто источник дохода, другого такого увлечённого человека я не знаю. Мама же в заботы отца принципиально не вникала, повторяла, что это не женского ума дело. Наверно, оттого у них всё и разладилось. Сирел занимался мастерской потому, что это было важно для старшего брата, он его не просто уважал – боготворил. У них были удивительные отношения, очень тёплые. До появления Мирны Сирел часами мог слушать рассказы про экипажи, историю их создания, конструкции, разновидности, отличия, особенности ремонта. Но, в отличие от отца, Сирел предпочитал ездить на них, а не чинить. Или катать Мирну.
– Госпожа Кушен, у Мирны есть очень дорогие украшения, – во мне просыпается розыскник. – Их стоимость около двух миллионов. Выписки из банка и владелец ювелирного магазина свидетельствуют о том, что ни Сирел, ни Демис Кушен их не покупали.
– Два миллиона?! – Изумление Селины неподдельно. – Отец никогда никому из нас не дарил таких дорогих подарков. За все годы я помню только раз, когда он потратил приличную сумму, купил на тридцатилетие Сирела спортивный экипаж, однако тот стоил около восьмисот тысяч. Отец был щедр, но в разумных пределах.
– Тогда кто бы мог преподнести Мирне эти украшения? За ней ухаживали? Она получала письма? Были какие-то намёки на то, что у неё появился мужчина? Можете говорить откровенно – сейчас мы одни, я не стану включать ваши слова в протокол. Вы женщина и могли заметить, что Мирна кем-то увлечена.
– Она тяжело перенесла смерть отца, – вспоминает Селина. – Мама даже возмущалась её лицемерием. Нет, я не сомневаюсь, что Мирну искренне огорчила утрата, однако кроме горя было что-то ещё. Она старалась не подавать виду, но её беспокойство чувствовалось. Мирна стала слишком рассеянной, однажды насыпала сахар мимо чашки, отвечала невпопад, перепутала счета. А затем она вдруг успокоилась, начала улыбаться и вести себя как обычно. Но вряд ли это была любовь. Как бы вам объяснить, госпожа Энжелис… Мирне в любых ситуациях удавалось оставаться ровной и рассудительной, потому что она не умела увлекаться. И это касалось не только мужчин. Представьте, что ругают художника, который вам нравится, чьи картины вы считаете верхом совершенства. Вы же вступитесь, правда? При этом велика вероятность, что вы поссоритесь с тем, кто считает иначе. Отец до хрипоты ругался с господином Герли по поводу способа установки магфактов в двигатели – настолько он принимал это близко к сердцу. А Мирну ничего не волновало, потому она и уступала так легко.
– Госпожа Варуш сказала, что Мирна обожала дорогие ювелирные изделия.
– Это была её единственная страсть, – соглашается Селина. – Вы видели, сколько у неё всего? А где-то в гардеробной есть шкатулка с менее ценными украшениями и отдельно коллекция браслетов из казарских ракушек, которую ей подарил отец.
– Она могла… – старательно подбираю слова. – Намекнуть кому-нибудь, чью тайну узнала, что будет молчать в обмен на драгоценность?
– Вполне. – Селина раздумывает недолго. – Именно так, как вы сказали, госпожа Энжелис, – в обмен не на деньги, а на драгоценность. Деньги –
