Немой Голос - Василий Минский
Воздух был пропитан сыростью, потом, гноем, едкими лекарствами и смертью. Периодически заходили санитары, выносили только что прооперированных и заменяли ими мертвецов. Морфина на всех не хватало, а потому многие попросту умирали от невыносимой боли.
За окнами грохотала канонада асторских артиллерийских орудий. Звенели зенитки, трещали станковые пулеметы и дополняли эту какофонию убийства винтовочные выстрелы и взрывы гранат. За сутки продвижения славитанских войск, они оказались слишком близко к фронту. Однако из штаба не посылали никакого приказа для их передислокации. Времени не было. Они должны были работать до последнего.
Лаура, молодая медсестра, бегала между койками, отыскивая тех, у кого были хоть какие-нибудь шансы на спасение. Меняла повязки, а некоторым счастливчикам, носившим звания унтер-офицеров, даже ставила уколы.
Еще только недавно учившаяся на втором курсе медицинской академии в провинциальном городке, для которой война была слишком далеко, она была мобилизована в начале прошлого года. Как и многих с ее потока, ее распределили между несколькими госпиталями по всему участку южного фронта. Здесь шли постоянные бои, смещавшие линию окоп то в одну, то в другую сторону, не более, чем на один километр. Выжженная земля, расколотые и искореженные деревья уже давно не вызывали у нее никаких чувств, как и плачущие, кричащие, молящие и умирающие солдаты. Как говорил ей Йозеф — всем помочь невозможно. Нам лишь нужно спасти тех, кто сможет и дальше сражаться. Возиться с инвалидами никто не хотел.
Такое расчетливое отношение к человеческим жизням не могло не сказаться на душевном состоянии девушки. Поначалу, она часто плакала от бессилья над очередным умершим в муках солдатом или офицером; проводила бессонные ночи в обнимку с подушкой, в которую не ревела, а орала в исступлении. Затем, начала много пить, доходя до беспамятства. В моменты затишья они собирались небольшой группой санитаров и медсестер и пили разбавленный с водой спирт, предназначавшийся для раненных. В один из таких вечеров кто-то предложил ей сигарету. Она всегда отказывалась, но в этот раз, глядя на своих товарищей, находивших в куреве спасение, Лаура не устояла. И теперь, каждый раз, когда ей выпадала минутка, когда не нужно было делать перевязки и носиться с горящей головой по палате, она курила прямо в комнате. В ней и так было не продохнуть, так что запах дыма просто растворялся в других, менее приятных, запахах.
Санитары занесли очередного калеку, у него было раздроблено бедро, белые осколки костей торчали во все стороны. Это был молодой парень, не больше двадцати лет с засаленными светлыми волосами и начавшими тускнеть серыми глазами. Он сжимал в руках коробку с противогазом, не давая санитарам отнять ее. Искоса взглянув на него, она отрицательно помотала головой. Мужчины вынесли его в коридор, свободных мест не было. Дальше пусть Йозеф решает его судьбу. Он был сейчас в операционной и вряд ли бы успел спасти его.
Фронт между тем, приближался с непоколебимостью линейного броненосца. Звуки разрывающихся снарядов разного калибра звучали все ближе, наводя страх на обитателей лазарета. Крики усиливались, морфина больше не было.
— Что там с отступлением? — Лаура схватила за рукав пробегавшего мимо санитара, — Мы тут все подохнем!
— Глухо, — бросил ей высокий широкоплечий здоровяк в грязном белом халате, — Ни одной весточки из штаба.
— Что говорит Йозеф? — с надеждой спросила медичка, глядя мужчине прямо в глаза.
— Ничего не говорит, он сейчас на операции, как закончит — можешь сама попробовать его поймать, — он побежал дальше по коридору.
Здание начало ощутимо подрагивать, стены и пол сотрясались от ежесекундных толчков. Никогда еще она не была так близко к фронту. В коридоре было полным-полно раненых, раскиданных то тут, то там. Кто-то плакал, прислоненный к стене, кто-то в агонии лежал на полу, так и не дождавшись врача. Достав из кармана халата пачку сигарет, Лаура закурила. Йозеф говорил, что дым прогревает легкие и даже рассказывал об его терапевтическом лечебном воздействии. Медсестре же сейчас он помогал хоть на мгновение собрать мысли в кучу и не присоединиться к умалишенным, обескровленным солдатам.
Наконец звуки взрывов начали стихать и когда, казалось, совсем исчезли, их место заняли странные глухие хлопки. А затем ударили с новой силой. На улице загудели набатные колокола, зазвучали гонги, заскрежетали металлические трещотки, когда вбежавший в открытую дверь обезумевший санитар закричал:
— Га-а-аз! Га-а-аз! Передай дальше! — его фигура исчезла в дверном проеме.
Выронив изо рта сигарету, она бросилась дальше по коридору, разнося эту весть, ее подхватили раненные и санитары. Все вмиг собрались.
Остановившись у шкафа со снаряжением, Лаура с ужасом увидела, что все противогазы были уже разобраны. Они предназначались только для персонала, но кажется кто-то из раненных, еще способных ходить, разобрали оставшиеся. В открытые окна и двери начал просачиваться ядовитый, желто-зеленый газ. Времени оставалось все меньше. Лаура начала бегать по коридорам в поиске противогаза. Мимо нее пробегали снаряженный санитары, разводя руками. Ни у кого не было второго. Становилось трудно дышать. Она знала, что, если сейчас же не найдет себе один — она станет трупом.
Неожиданно, вспышкой в голове, пронеслось воспоминание о раненном, не желавшем расстаться со своим противогазом. Нужно было отыскать его в коридоре, ему он уже все равно без надобности, а ее может спасти. Задыхаясь и уже почти ничего не видя из-за жжения и слез, она начала метаться среди умирающих солдат, пытаясь отыскать того самого. Он лежал почти у самого выхода, еще живой, но не способный самостоятельно надеть средство защиты.
Ни секунды не сомневаясь, она начала пытаться вырвать противогаз из его окоченевших рук. Однако тот не желал расставаться с ним, сжимая его из последних сил, как грааль. Загнанная в угол, она будто животное накинулась на него и начала бить несчастного в лицо своими маленькими кулаками. Превращая и без того изуродованное лицо солдата в кровавое месиво. Лишь его белые глаза, полные ужаса, непонимания и отчаяния, продолжали беспомощно смотреть на нее. У него не было сил продолжать схватку и выпустив наконец свою драгоценность, он бессильно обмяк. С какой радостью она надевала противогаз, с таким же ужасом она осознала, что уже
