Провал «миссии бин», или Записи капитана Вальтера - Владимир Иванович Партолин
И ступая в высокий проём второй двери, я опустил подбородок на грудь и заложил руки за спину — как это проделывал некогда курсантом Рязанского училища ВДВ, выходя из камеры гауптвахты.
В коридоре поднял голову и в слабом, отражённом от стен свете фонаря различил изображение на спине Альберта: астероид, летит на фоне звёзд, в «носу» строение с египетской пирамидой схожее.
Куда мы направлялись и куда пришли, не знаю — меня оглушили. Вряд ли шлемом, свёртком из хэбэлёнки и ботинок с крагами.
* * *
Очнулся я лицом в гладкую белую стену. С кольцами на руках и ногах, то были не браслеты трико-ком — зажимы в подлокотниках и поножах массивного металлического кресла. Осмотреться мне не давал вмонтированный в подголовник спинки обруч, больно стягивающий мне голову.
За спиной вспыхнул яркий свет и на стене появились силуэты двух фигур, отчётливо-чёрных, будто упрятанных и подсвечиваемых за белой простынёй. Женщина: полусидела на спинке кресла, в руке держала длинный тонкий мундштук с сигаретой. Другая фигура, развёрнута ко мне в профиль: я присмотрелся… да нет, не козёл. Силуэт восседал в кресле по-человечески, копытом подпирал голову чрезмерно патлатую, с поразительно массивными в лобной части и в баранку закрученными рогами. Под брюхом между задними ногами, под повязкой плохо скрывающей причиндалы самца выпирало овечье вымя с двумя сосками.
Через отверстия в стене на меня взирали глаза, настоящие, живые! Нечеловеческие. Животного, у козла Степана такие. Это было бы занятным, если бы не жутким.
— Кто ты, рогатый?! — вырвалось у меня.
— Зови меня Муфлоном.
Глаза моргнули. А прозвучало сзади. И говорили человеческим голосом!
— Шутка. — Я не спросил, а как бы констатировал факт — этим попытался не подать вида, что ошеломлён, и показать, что со мной подобные номера не проходят.
— Не желаешь звать Муфлоном, зови Капитаном бин Немо.
Я закрыл глаза. Отвечали мне голосом, похоже, смоделированным, значит, не факт, что сам рогатый говорил. И ни какой он, ни Капитан бин Немо. Ведь козёл Степан — Немо. Степан — самец, здесь же, не понять кто. Гермафродит.
Перейдя на игривый тон, я попытался пошутить:
— Реинкарнация. Величайший террорист всех времён и народов Капитан бин Немо после своей кончины от рака не стал раком, воплотился в… барана. Причём, в барана необычного — муфлона, не понять какого полу.
Меня остановили:
— Прекрати отнимать у нас время, Франц… Ты поверишь. С тобой действительно говорит Капитан бин Немо. Только он не величайший террорист всех времён и народов, а Спаситель Земли и человечества. Я Марго.
— Ну, конечно. Ха-ха. Спасителя я никогда не видел, но то, что он козёл подозревал, тем грешен. Оказалось — баран. Но вот в то, что за спиной сидит Марго… возможно, поверю, когда меня в этом кресле начнут поджаривать.
— А сейчас поверишь?
Стена превратилась в зеркало, глаза в отверстиях — в черные провалы. Моя тень преобразилась в моё отражение. Силуэт слева — в барана в кресле. Теневой профиль справа в… — я присмотрелся…
Я сплю!
Ущипнуть себя не удалось: рука осталась в зажиме.
Женщина села на подлокотник кресла и закинула ногу за ногу. Красное вечернее платье, диадема с крупным рубином в ослепительно белокурых волосах, красные выше локтя перчатки, сигарета в длиннющем набранном из рубинов мундштуке. На лице вуалька до губ, красного же цвета, но я узнал Мальвину. Младшая сестра Марго и подруга моей сестры Катьки. Она была любимицей городка, где мы жили. Прекрасно читала стихи Цветаевой, на дискотеках заводила мальчишек потрясающим степом. После школы уехала жить и работать моделью в Париж, Катька поддерживала с ней связь через Интернет. Редкой красоты фигура, Мальвину в нарядах самых знаменитых кутюрье сестра мне показывала на самых престижных сайтах. Хрон не пережила, умерла от неизлечимой болезни. Похоронить покойную сестру Марго увезла из Парижа в Нью-Йорк. «…за нарушение запрета создания андроидов Сумаркова Пульхерия Харитоновна преследовалась законом во время Хрона»; «…проводила исследования после Хрона на Марсе и бежала с секретными результатами на Землю к Капитану бин Немо»; «…все попытки найти и арестовать, безуспешны…»; «…предположительно способна скрываться в чужом обличии, т. е. не в своём, чужом теле» — всплывали у меня перед глазами строчки оперативок и отчётов по «миссии бин».
— Степ сбацаешь? — держался всё же я.
Женщина стряхнула пепел в пепельницу.
Мальвина, она. Марго в её теле! Выходит, не в теле Евтушенко. А может, и Степан не Немо, а этот баран с выменем.
— Могу и Цветаеву прочесть и степ сбацать, а могу напомнить, как в инете показала тебе тату с пираньями и пингвинами. Первые пожирали вторых. О том, что и ты похвастался вертушкой-«троглодитом», тату на голове «слона», Салават не знает. Веришь? — затянулась сигаретой Марго.
Поверил, она, Марго! Зажмурился, посчитал до двадцати и надтреснутым от волнения голосом спросил:
— Чего ты хочешь, чудовище?
— Ну, положим, чудовище я, — вмешался баран, или овца, — Пульхерия же — гениальный медик, прекрасной души человек. Она спасла жизнь сотням, двух-трёх только зарезала на операционном столе. Пользует тело сестры, но этим себя спасла и ей жизнь продлила. Мою вот в баране обещает устроить полноценной… человеческой. Хотя, по правде сказать, теперешнее тело меня вполне устраивает — особенно в сексуальном плане. Я — баран, но у меня есть и овечье вымя. Хочешь попить молочка — моего собственного производства?
— Я хочу, — не дала мне ответить Марго, — твоего согласия отдать — с лёгкой, подчёркиваю, душой — своё тело Спасителю. Согласишься, операция пройдёт гарантированно успешно и впоследствии не будет рецидивов на отторжение.
— Почему донор я? — Подскочил бы в кресле, если бы не оковы. От испуга перешёл снова на игривый тон. — Я не молод — зубов нет. Не здоров — лицо землистое и под ногтями «камни». Есть же, покрасивши меня!
— Кто, например? — выказал интерес муфлон. — Из мустангов, волков или драконов кого предложишь? Я их на дух не переношу. Так же, как андроидов и небёнов. Соглашусь только на земляка. Есть на примете?
— Селезень! — выпалил я. — Он земляк. Вырос на «Звезде», но родился на Земле. Молодой. Его воином воспитали, в «вэдэвэ» служил. Мужественен, работящ, спортивен, восьмой дан. Разведчик.
— Зубы тебе вырастим, макияж, маникюр, педикюр сделаем. Шерсть оставим, и уши не тронем: в волосе и «серьгах» у тебя накопились микроэлементы ягоды-оскомины, антинекротика. Только отмоем, надушим, а то, не при Спасителе будет сказано, воняешь овчиной. Сделаем, сделаем из твоего тела, Франц Курт, мужчину «клэсс»… Ладно, Франц, я вижу, ты недопонимаешь своего положения. Трусишь?
