Людмила Стрельникова - Сон павлина

Клео озиралась с откровенным изумлением и, не выдержав, недоуменно воскликнула:

– Неужели вы живете в таком подвале?

Петр Иванович ничуть не смутился и подтвердил:

– Да. Присаживайтесь, дорогие гости, – он указал на стулья у торца стола. – Я сейчас приглашу мою жену. Она у меня обожает экзотику. Уют подвала ей ближе пустой роскоши, – с этими словами он скрылся в боковой двери.

Оставшись вдвоем, гости переглянулись, и Джордано, наклонившись к девушке, зашептал:

– Мне кажется, нас заманили в ловушку. Никому ничего не рассказывай, даже если будут пытать.

Клео побледнела и, широко раскрыв глаза, со страхом спросила:

– А что, и вправду будут?

– Не знаю. Но на всякий случай имей в виду.

– Да, тебе хорошо: ты уже и в тюрьме сидел в прошлой жизни, и пытки инквизиции испытал, и на костре горел, тебе ничего не страшно. А я воспитана в холе, неге, я боли боюсь, – запричитала она.

– Какое там горел, – отмахнулся Джордано. – Это по теории Валерия Сергеевича так, а что у нас в прошлом на самом деле – никому не известно. Я по ночам только и делаю, что пытаюсь вспомнить, как я горел – и бесполезно. У меня перед глазами всё больше какие-то сады, виноградники, цветы.

– И я ничего вспомнить не могу, – призналась Клео.

– Знаешь что, давай договоримся так: об изобретении Валерия Сергеевича мы ничего не знаем. Да и действительно, что можно знать о машине, которая тебя создала? Рассказывай им что-нибудь из царской жизни, морочь голову.

– Что рассказывать, – она перешла на шепот, – если я ничего не знаю?

– А ты фильм про Екатерину по телевизору смотрела, вот про нее и рассказывай.

Не успел он договорить, заскрипели старые дверные петли, и в комнату вошел не их новый знакомый и даже не его жена, а совершенно другой мужчина, лысый, толстый, с глазами навыкате и большим рыбьим ртом. Насколько первый был приятен, настолько этот отвратителен.

Мужчина сел у противоположного торца стола и, уперев колючие зрачки в гостей, попытался осклабиться в улыбке, но она не шла его лицу, как шляпа корове, и поэтому он только окончательно испортил впечатление о себе.

– Как я рад видеть лучших друзей Валерия Буцкого у себя в доме, – изрек он в следующую минуту. – Мы с ним коллеги, работаем только в разных организациях. Но так как Валерий Сергеевич опередил нас и держит свое изобретение до сих пор в тайне, а мы, ученые, народ крайне любопытный, то хотелось бы кое-что узнать о нем поподробнее, чтобы не тратить зря усилия на ненужные разработки. Поверьте, сведения о его изобретении необходимы только для экономии труда и времени сотен и сотен людей. Неизвестно, сколько времени он собирается скрывать его от общества – год, два, десять лет. Поймите нас правильно – его коллегам не хотелось бы двигаться по проторенной дороге и в итоге остаться при своих интересах. Мне известно, что вы – его непосредственные помощники и поэтому должны быть осведомлены обо всех его делах. Предупреждаю: чем быстрее вы расскажете все, что знаете, тем быстрее мы вас отпустим.

– Хочу вывести вас из заблуждения, – начал уверенно Джордано. – Мы не помощники, а плоды его изобретения.

– Плоды, – повторил незнакомец и добавил: – Перезрелые.

– Ну, может не плоды, а продукт изобретения, – поправился Бруно. – Но смысл в том, что он нас создал искусственно.

– Нечего мне мозги морочить, – грубо отрезал допрашивающий. – Это пока еще никому не под силу. Буцкой не господь Бог. Выкладывайте, что знаете. Если вспомните чертежи, плачу миллион. И баста.

– Что могут рассказать дети о трудах своих родителей, – снова в том же духе продолжил Бруно. – А мы и есть его дети. Единственное, что знаем – это то, что он сделал машину, которая создала нас. Я лично – Джордано Бруно. Вам это имя что-нибудь говорит? – Толстяк, выпучив глаза, не мигая, смотрел на итальянского философа, пытаясь уловить по мимике лица, лжет он или говорит правду. – А это египетская царица Клеопатра, – философ указал на девушку. – У вас есть их портреты, можете проверить.

Мужчина забегал взглядом с одного на другого, что-то соображая, затем нажал кнопку на углу стола, и через несколько секунд в комнате появился молодой человек с холодным непроницаемым лицом и спросил:

– Что прикажете, мистер Мэтрон?

– Разыщи портреты Бруно и царицы Клеопатры и всё о них. Сведения немедленно ко мне.

Молодой человек вышел.

– Так, хорошо. Допустим, что вы – плоды некоего изобретения и именно те личности, которых назвали. Тогда пусть царица расскажет нам, как она царствовала и чем занималась, кого любила, кому головы рубила.

– Попробуй вспомнить, когда прошло столько веков, – Клео капризно скривила губы. – Ну, как я жила? Жила богато, ела-пила на серебре и золоте. Носила одежды до пят. Слуг было полно. Но вспомнить особенно нечего, что интересного в царской жизни. Приказываешь – все у твоих ног ползают. А любила я многих, всех тоже не вспомнишь. Был у меня и Григорий Орлов, и граф Потемкин, и Александр Меньшиков… – Рыбьи глаза Мэтрона чуть не вывалились из своих орбит и, опасаясь окончательно расстаться с ними, он прервал ее возмущенным возгласом:

– Какой Меньшиков, какой Потемкин у египетской царицы! Да вы и представления не имеете о царской жизни. Клеопатра любила Юлия Цезаря, а позднее – Антонио, за которого и вышла замуж. А ты, самозванец, что расскажешь? Может, изобрел вечный двигатель или любил Екатерину вторую? – обратился он к Бруно.

– Что вы удивляетесь, – невозмутимо возразил Джордано. – Клеопатра права, мы не обязаны помнить то, что происходило четыреста или тысячу лет назад. Вы, например, помните, что было с вами месяц назад? Вряд ли. А мы – люди искусственные. Нас создали, а память не восстановили. Главное наше доказательство – наша внешность.

– Хорошо, – Мэтрон поднялся. – Это мы проверим. А пока будете сидеть здесь. На всякий случай я оставлю вам бумагу и карандаши. Если вспомните конструкцию машины, нарисуйте или начертите.

– О каких чертежах может идти речь, если мы только азбуку выучили? – Джордано смотрел на него с прежней невозмутимостью.

Мэтрон на этот раз ничего не ответил, а, бросив взгляд явно говорящий: «подождите, голубчики, я вас выведу на чистую воду», хлопнув дверью, скрылся в черноте коридора.

– Вот, влипли, – с досадой проговорила Клео. – Нет, лично я думала, что мы попали в цивилизованное общество к благородным людям. А что же получается? И тут дикари. Опять чего-то бойся, дрожи: то предательства, то преследования. Джордано, смотри – вторично сожгут на костре. Но первый раз ты погиб за идею, а сейчас за что? У тебя же в голове пусто. Ты хоть помнишь, какие слова говорил перед прошлой смертью?