Максим Дегтярев - Условный переход (Дело интуиционистов)

— Мне не до шуток, — прикрикнул он.

— Вечером она едет в клуб. Там не дадут спокойно поговорить. К тому же, она сама пригласила. Я не напрашивался.

— О чем ты собираешься с ней говорить?

— Пока я всего лишь журналист, пишущий для «Сектора Фаониссимо» о фаонских развлечениях. Если мне удастся произвести благоприятное впечатление, то я стану своим человеком в ее клубе. Когда получу доступ в клуб, осмотрю все терминалы и узнаю, кто навел Филби на Лию.

— Пустая затея, — отмахнулся Шеф, — я не отговариваю, но прошу — не переусердствуй.

— Шеф, вам достаточно приказать, и я оставлю Изиду с носом.

— Боюсь, ты мне этого не простишь.

Если Шеф и боялся чего-либо, то только не этого. Указав ему на неискренность, я удалился.

В квартале богатых особняков бетонная коробка Борисова смотрелась вызовом обществу. Если бы не забор на границе участков, я принял бы ее за фамильный склеп, принадлежащий обитателям соседнего дворца с колоннами.

— Вы пунктуальны, — томно произнесла Изида и повела внутрь дома.

Что это, намек на слишком ранний приход или обычный комплимент? — размышлял я, шагая по яркому шерстяному ковру с высоким ворсом. Изида шла впереди, на ней было полупрозрачное, пастельных тонов сари, сквозь ткань просвечивало трико чуть более темного оттенка. Разобранные на пряди волосы спускались на слегка полноватые плечи. Впрочем, нельзя исключать, что их полнило сари.

Навстречу вышла девушка в скромном платье и белом переднике.

— Я уже закончила, — сказала она, потупив глаза.

— Можешь идти, — отпустила ее Изида.

— Горничная? — уточнил я.

— Да.

Помня, как выглядел особняк с улицы, я подумал, что по окончании траура Изида для начала сменила дизайнера. Восточный ковер из натуральной шерсти, задрапированные в синий шелк стены, горящие свечи в стеклянных колбах, горничная вместо робота, — все вместе это походило на борьбу с технической цивилизацией в некотором, очень условном, но дорогом смысле.

— Здесь всегда так было? — спросил я, обводя глазами вытянутый холл.

— Нет. Хотите увидеть, как здесь было раньше?

— Хочу.

— Смотрите. — Она толкнула дверь в одну из комнат и включила свет. — Кабинет я оставила таким, каким он был при жизни мужа.

Я увидел просторную комнату с пустыми белыми стенами, покрытый серым пластиком пол. Единственное окно было закрыто глухими черными портьерами. Справа от окна стоял письменный стол с компьютером. Экран был погашен, но, судя по индикации, компьютер работал — точнее, он находился в режиме ожидания. Рабочее кресло было придвинуто вплотную к столу. У боковой стены стоял жесткий кожаный диванчик, и возле него — небольшой стеллаж, переполненный кипами бумаг и журналов.

— Он не любил бумажные книги, — сказала Изида, заметив, что я разглядываю стеллаж. — Он говорил, их печатают честолюбцы, а читают — снобы, которые думают, будто слово можно держать в руках, как вещь.

— Как хватать за язык? — предположил я.

— Да, наверное, он это имел в виду, — ответила она с загадочной полуулыбкой.

Мы вышли из кабинета, прошли мимо трех запертых дверей, что срывалось за ними, мне не показали. В начале холла я заметил по-женски изящную вазу с засохшими цветами фаонского трока. Когда я заметил такую же вазу в конце холла, я не удержался и спросил, указывая на вазу:

— Может, поменять на живые?

— О, вы не понимаете. В живом есть смерть. В смерти — вечность. Засохшие цветы — это остановившееся время. Я не хочу, чтобы сквозь мой дом время текло, как ему вздумается… сюда, — она встала сбоку от высокого проема с аркой, проем прикрывали бархатные портьеры.

Я их раздвинул и прошел в комнату. После полумрака холла мне показалось, что комната в огне: шелк на стенах полыхнул оранжевым и алым, свечи в колбах и чашах стояли вдоль стен через каждые полметра, на потолке и полированном полу суетились огненные зарницы. Из мебели в комнате была только шкура, которую когда-то носил тигр.

В углу, в опасной близости от свечи, я увидел внушительную стопку старинных книг. Поинтересовался:

— За что вы их здесь свалили?

— Они нужны мне для медитаций.

Как тут было не осмотреть корешки!

Тантры-мантры и прочее в том же духе. Впрочем, не все названия я разобрал. Часть книг была на латыни, греческом и…

— Санскрит, — подсказала она.

— Вы и на нем читаете?!

— Со словарем, — она усмехнулась, — нет, это священные книги. Я впитываю их кончиками пальцев.

Я чуть было не спросил про Брайля. Наверное, спросил бы, если бы не заметил одну книгу на русском. Какой-то Рерих.

— А этого чем вы впитываете?

— Глазами, без словаря.

— Неужели? Тогда это что? — Снизу стопки я вытащил объемный том форматом в четверть листа. Остальные книги едва не завалились.

— Толковый словарь, не параллельный. Теперь подсуньте обратно.

Открыв книгу, я убедился, что поймать ее на слове мне не удалось. А раз так, то я обязан был возвратить книгу на место. Я начал разбирать стопку, но Изиде не понравилось, как я обращаюсь с книгами, и мне велели остановиться.

— Садитесь, — указала она на тигриную шкуру. — Я сейчас приду.

Я изобразил позу лотоса, как умел, она вышла, но тут же портьеры зашевелились вновь, и в комнату вошли две кошки — черная и белая, обе — с короткой ухоженной шерсткой и обе в золотых ошейниках. Они удивленно переглянулись, затем приблизились — сначала белая, следом — черная, и улеглись на шкуре поодаль от меня.

— Вы хоть знаете, на ком лежите? — спросил я кошек.

Черная подняла голову и посмотрела на белую. Та что-то промурчала. Я потянулся к черной, чтобы погладить, но она брезгливо увернулась. Белая приподняла голову и подобрала лапки.

— В следующий раз приду с вапролоком, — пригрозил я им.

Вапролоки питаются шнырьками. Шнырьки же размером с небольшую кошку, и вапролоки их иногда путают.

Изида вернулась с деревянным подносом на коротеньких резных ножках. На подносе дымился кофейник, две металлические чашки имели вид скорее музейный, чем столовый. Поднос она поставила между нами, ловко высекла огонь из перстня на среднем пальце правой руки и подожгла четыре курительные палочки, воткнутые по углам подноса. Запахло чем-то приторным.

— Я добавила бальзам на ауранских травах, — сказала она, разливая напиток.

Судя по его запаху, почву на Ауре удобряли полиэфиром и бензином.

— Сами собирали? — спросил я, разглядывая рисунок на черной глазури. Узкой лентой глазурь покрывала чашку с наружной стороны.

— Травы? Нет… Вы пейте, пустую чашку разглядывать удобнее, — посоветовала она.