Бояться поздно - Шамиль Шаукатович Идиатуллин
Уловив движение на периферии экрана, Аля резко повернулась к черному занавесу и успела заметить, как чопорная дама с горностаем поспешно выпрямляется и делает постное лицо.
Эка невидаль, опасливо подумала Аля, обошла тень стороной и свернула за угол, спиной чувствуя, как дамы, господа, солнечные детишки и пасторальные козочки высовываются из рам и смотрят ей вслед, глумливо улыбаясь.
В домике поворот в конце коридорчика представлял собой нишу с каким-то замыкающим радиатором. Здесь вместо ниши был машинный зал. Огромный, что определялось не сразу. За углом путь преграждала матовая стена в крупную клетку. Стена была стеклянной, клетки образовывали частые кованые рамы, а матовость обеспечивал пар, клубящийся за стеклом. Он оседал конденсатом, то и дело устремляясь к полу длинными извилистыми змейками, и сквозь прозрачные дорожки можно было разглядеть большое, как спортзал, пространство, уставленное здоровенными механизмами, очевидно, паровыми. Механизмы мелькали шатунами и толкателями, яростно вращали разномастными колесами, то и дело выпуская струи пара, и делали все это в абсолютной тишине, казавшейся почему-то жуткой.
Стекло звуконепроницаемое, подумала Аля и осторожно прижала ладонь к квадрату стекла. Она не ожидала ощутить обычную для стекла прохладу, она ничего не ожидала ощутить голой рукой, лежащей, вообще-то, на обычной мышке, — но вместо ничего и, кстати, прохлады она почувствовала легкую неравномерную вибрацию. Аля поводила ладонью, прижала вторую, потом прильнула ухом. Точно. Это были звуки, заставляющие стекло тонко вибрировать, очень громкие. Но они не совпадали с видными Але движениями машин и струй пара. Звуки, скорее, напоминали запись какого-нибудь банального шумового фона, уличного или квартирного, включенную на предельно замедленной скорости, при которой даже младенец рокочет басом, а звук шагов накатывает на нервы не хуже горного обвала.
Звуковой баг, подумала Аля и попыталась разглядеть за стеклом что-нибудь живое и, например, черно-белое. Но не было там никого. И кошки не было. И хвоста тоже.
Испарился, просочился сквозь стекло и теперь стекает на пол. А что, вполне вероятно.
Поверх Алиных рук очень медленно и в такт непонятным звукам поплыла прозрачная тень.
Не просочился, значит. Хотя кошка тут явно ни при чем: тень была крупной и многосоставной. Привидения, что ли, подумала Аля, быстро поворачиваясь.
Она бы не удивилась, застав за спиной толпу подкрадывающихся нарисованных персонажей, все-таки вылезших из рам.
За спиной никого не было. Ни горностаевых дам, ни носатых старцев, ни длинноволосых юношей с жестокими лицами — о, получается, кого-то Аля на картинах все-таки рассмотрела. Кошки и ее отдельно взятого хвоста тоже не было.
Может, это кто-то из ребят, неуверенно подумала Аля. Игра-то командная, а я все время одна скачу. Вдруг тут режим такой — все друг друга как тень видят. И общаться должны, как Гамлет с отцом. Прикольный концепт, жаль, никто нормально не объяснил.
Аля снова обратилась к стеклянной стене и, поизучав ее, сообразила, что тени напоминают пару человеческих силуэтов, медленно плывущих поперек поля зрения. Причем плывут они не по стеклянным квадратам, выгибаясь на переплетах рамы, а будто поверх них, равномерно и плоско распределившись по воздуху, стеклу, полу и, кажется, плечам Али.
Она с усилием расфокусировала взгляд и оторвалась от экрана. Сперва все стало понятно, а потом совсем непонятно.
На экране ноутбука виднелись две тени. Вернее, два темных силуэта. Они не относились к игре. Они отражались в стекле экрана. Они стояли за спиной Али.
Алиса подглядывает, что ли, негодующе подумала Аля и повела глазами. Алиса скорчилась на диване в неудобной, но тревожно знакомой позе. Тинатин замерла в кресле, запрокинув голову. Марк странно обмяк на стуле. Ноутбук висел у самого пола, удерживаемый проводами мыши и наушников.
Карим с Алиной дуркуют, поняла Аля, давя нахлынувший ужас, потому что силуэты были заметно мельче, чем Карим, и гораздо крупней, чем Алина, и резко обернулась. Вернее, попыталась.
Краем глаза она успела заметить, что силуэты выросли и затенили весь экран — очень быстро, гораздо быстрее, чем в игре, в жизни и где бы то ни было. Всё перевернулось и разъехалось, в горле стало неудобно. Что-то сильно ударило по плечу, резкая боль проткнула шею и тут же унялась, а в горле забулькало горячее препятствие, обдирающее нёбо и не дающее вдохнуть. Аля со свистом выдохнула, стало полегче, но тут же горячая жидкость, от которой всё садняще немело, натекла в рот и нос, а потом, быстро холодея, тронула щеку. Дышать не получалось, попытки вдохнуть сопровождались оглушительным подчавкивающим бульканьем, которое наверняка раздражало и смешило ребят.
Аля попробовала не дышать. Так было легче.
Перед глазами мелькнул темный пушистый хвост и тут же отдернулся. Кошка, подрагивая лапами, отошла неправильным образом — вверх и в сторону. Кошки ходят поперек, вспомнила Аля и сообразила, что это сама она приняла неправильный образ и лежит щекой в пол. А кошка просто отходит подальше от лужи, отряхивая лапы. Точно так же, как брезгливо дрыгает подушечками Свен — вот, помню же, обрадовалась Аля сквозь клекот в горле и ушах, — вляпавшись в павшую на пол каплю. Только белая кошка с темным хвостом стряхивала не воду, не чай и не варенье. Кровь она стряхивала.
Ее, Али, кровь.
Аля с сипением и бульканьем вдохнула последний раз и оторвала лоб от спинки переднего кресла.
Часть пятая
НАЕЗД
1. Безнадежно и страшно
Теперь она шарахалась от каждой тени. Не только в игре, но и в жизни. Хотя какая это жизнь, подумала Аля и не смогла вспомнить, когда и про что думала ровно такими же словами.
Она полагала, что давно привыкла умирать. Смерть — единственное, что гарантированно ждет каждого из нас. Ну да. Смерть всегда неожиданна. Пожалуй. Умираешь, как и живешь, лишь однажды, при этом семи смертям не бывать, а одной не миновать. А вот с этим в эпоху видеоигр поспорили бы многие. Но не Аля.
Смерти в игре и назойливые прерывания жизни наяву были досадными помехами. Смерть за пределами игры, непонятная, быстрая и почти безболезненная, к тому же мгновенно перескочившая в следующий виток жизни, должна была, по идее, восприниматься так же.
Она оказалась невыносимо жуткой, мерзкой и унизительной.
Она не должна была повториться.
Ни в коем случае.
После нее все было другим, хотя вроде бы
