Дарья Зарубина - Носферату

Брут Шатов кивнул. Я снова запустил руки в аквариум.

Отпиливание головы покойного инопланетянина заняло минут десять. Получилось не только аккуратно, но я бы даже сказал, стильно. За это время я совершенно освоился с тем, что он мертв, плохо пахнет, и почти перестал корить себя за то, что дурно обращаюсь с представителем дружественной планеты. Если бы мой подопечный не был разумным существом и лицом дипломатическим, я бы, пожалуй, залил его многоглазую голову спиртиком и оставил себе на память. Судьба сжалилась надо мной и преподнесла более скромный, но от этого не менее загадочный трофей. В самом начале операции по отделению консульского черепа от его же многострадального тела где-то в глубоких складках подбородков Раранны мелькнул украшенный ракушками шнурок. Когда же я отделил голову, прямо мне в руки выпал мешочек, в котором лежал небольшой, размером с игральную кость камень. Гладкий и теплый, как гематит, темно-серый кубик явно был для покойного консула чем-то вроде амулета.

Кто знает, может быть, саломарская штуковина, не удержавшая удачи дипломатической каракатицы, принесет какую-нибудь пользу гуманоидному мне.

Я бросил камень обратно в мешочек, покрепче завязал его и сунул в нагрудный карман.

Пропихнув отпиленную голову в горлышко банки, еще немного побарахтался в аквариуме с саломарцем и придал ему вид потрепанного жизнью мертвого осьминога, изрядно изгадив при этом манжеты, которых не спасли верные перчатки. Свою необычную, но отнюдь не халтурную работу я смог детально рассмотреть только на дядиной квартире.

К тому моменту, когда мы с головой, намаявшись в поисках такси, добрались-таки до свежеотстроенного дипломатического сектора, дядя с телом консула уже давно был дома. Питерский космопорт совсем недавно сменил грузовой колесный транспорт на чудовищные японские вездеходы. Поэтому, пока мы с головой тряслись в душной доисторической, правда, все равно не отечественной колымаге «Ретро-такси», Брут Шатов и его домашние любимцы: покойный и беспокойный — с комфортом добрались до дома, не пролив ни капли из драгоценного аквариума.

На часах был уже полдень, дядя встретил меня на пороге в том же костюме, в котором завтракал. И это могло означать только одно — если уж Брут Шатов не сменил в полдень утреннее на вечернее, он в глубоком нокауте.

— Ферро! — воскликнул он в исключительной шатовской манере, рассекая пальцами воздух. — Я проверил, я несколько раз проверил. Я не ошибался. Раранна приехал на четыре дня раньше срока… Я не могу этого понять, не могу!

Дядя рухнул в кресло. Держу пари, когда все это закончится, он будет умолять меня не рассказывать никому, что я видел Брута Шатова в истерике. Прошло около получаса, прежде чем дядя Брутя немного пришел в себя, и у меня появилась возможность поближе рассмотреть и оценить мою титаническую дизайнерскую работу по превращению саломарского дипломата в осьминога.

Дядя Брутя сидел в кресле и деревянной утаптывалкой тщательно оформлял табак в жерле дневной трубки. Как истинный поклонник классического вида курения, дядя никогда не курил одну и ту же трубку больше одного раза в день. В этом он был и остается неумолимым консерватором. Либеральная же черта его пристрастия заключалась в том, что он предпочитал выкуривать не одну, а три трубки в сутки, как сдержанный человек набивая их не полностью, а на две трети. Как всегда, раскурив трубку с одной спички, дядя откинулся на спинку кресла. А я с видом художника любовался отпиленной головой, то отдаляясь от шедевра, то утыкаясь носом в стекло.

— Ну что ты привязался к нему как банный лист, — недипломатично заявил дядя. — Что нам теперь с ним делать, в унитаз спустить?

— Засорится, — монотонно заверил я, переместив внимание с головы на тело саломарского гостя. — Из твоей квартиры вынести его по частям, не привлекая внимания, раз плюнуть.

— Ну так плюнь и вынеси! — сердито проворчал родственник, начисто запамятовав, что не я его, а он меня втравил в это гнусное дело.

— Не торопись, дядя Бруть, стрижка только начата. Спешу тебя уверить, что я не просто так разглядываю твоего осьминога. У него, уж извини, ничего не попишешь, дырка в голове земного происхождения. Огнестрел. Так что твой инопланетный друг умер быстрее, чем мы думали, и менее мучительно, но где-то или на Саломаре, или на Земле есть кто-то, кто эту дырку в нем сделал. А значит — мы здорово попали…

Дядя вынул изо рта трубку и невесело пожевал губами.

Первое открытие не было единственным. Я решил тщательно осмотреть тело. Дядя выделил мне для этого занятия широкий обеденный стол, на который я, облачившись за неимением другой защитной одежды в перевернутый задом наперед дождевик, с трудом вывалил из аквариума изрядно пахнущую тушу осьминогоподобного дипломата. Экзи сунулся посмотреть поближе, но был выдворен за дверь.

Дядя Брутя перебрался из кресла в гостиной на антикварный стул в столовой, и дневная фарфоровая трубка перекочевала из-под правого уса под левый.

Дядя мог не переодеться к ужину. Он мог даже, в какой-нибудь чрезмерно драматической ситуации, забыть перед сном завести часы. Единственное, чего ни при каких условиях не мог сделать Брут Шатов, — это перепутать трубки. Днем — только фарфор. Полные, коричневатые, потрескавшиеся, как ствол баобаба, губы под густой кроной усов производили ровные кольца дыма. Дядя Брутя крепился изо всех сил. А может быть, просто от полного отчаяния положился на удачу обласканного судьбой племянника.

Дело было плохо. Дипломат с Саломары, конечно, принял все меры предосторожности: он прибыл на Землю тайком не только от землян, но и от своих сопланетников, в этом сомнений не оставалось. Да и Брута Шатова консул Раранна искренне желал бы не привлекать к этому делу, но кого-то же нужно было подрядить забрать его из камеры хранения и доставить в институт лингвистики.

И тут возникали первые вопросы:

Зачем ему понадобилось заранее и секретно прибывать в институт лингвистики?

Почему дипломат, писавший, что приедет за два дня до официальной миссии, прибыл на четыре дня раньше?

Кто и почему решил покончить с консулом таким отчетливо земным образом?

А в процессе осмотра тела появился еще один вопрос…

— Дядь Бруть. — Я обернулся к дяде и сделал максимально серьезное лицо. — Ты точно знаешь, что саломарцы живут только в жидкости?

— Ну да, — неуверенно ответил дядя, покусывая мундштук трубки. — Я был у них восемь часов. Меня принимал сам консул Раранна и еще двое. Мы общались через стекло: я и переводчик с воздушной стороны, а они в своей среде, в водной. Точнее, в жидкой, поскольку это явно не вода. — Дядя подошел к аквариуму и брезгливо всмотрелся в его содержимое.