Елена Клещенко - Файлы Сергея Островски

— Так они знают… какое обвинение вам предъявлено?

Аруна молча улыбнулась. Это как понимать — знали с самого начала, все это время знали? Или узнают теперь, что бы ни планировала по этому поводу служба безопасности? Все равно что пасти стадо павлинов… Хочу на Землю. Патрулировать окраинный городской квартал, где самый коварный криминальный замысел направлен на взлом банкомата. И конечно, она права насчет них. Кэтрин танцует — пылающий факел победы… «В чем бы ни обвиняли, это не может быть важнее… зарубите на носу…»

— А вы демон, Аруна?

— Не знаю. Вопрос дефиниции. Мне сказали, что я существо с нечеловеческими способностями. Но это обычно значит — со способностями, которых нет у большинства людей.

Он увидел краем глаза, что картинка на тач-скрине погасла и сменилась текстом. Узкая колонка, длиннохвостые буквы незнакомого алфавита. Стихи, молитвы?

— Аруна, а если я спрошу, зачем вообще вы это сделали? Вы не ответите?

— Отвечу. Было бы неплохо, чтобы об этом знало одним человеком больше. Тем более, вы не связаны с наукой и не собираетесь оставаться здесь надолго.

— Я давал подписку о неразглашении.

— Это неважно. Понимаете, мне очень хотелось решить задачу, за которую мы взялись. Я должна узнать, как это устроено на самом деле. Этот механизм старения, в нем есть что-то… — Она замолчала, пощелкала пальцами. — Негармоничное, наверное, так можно сказать. Я сейчас хорошо это понимаю, но вам не могу объяснить, тут нужна математика. Кэтрин с Йозефом понимают. Вот: он как будто внешний по отношению к системе, он не завязан на нее. Ну, как будто вы видите гладкую асимптоту, и вдруг на ней перелом и пик… Это не так сложно, как кажется, вполне можно найти… Не знаю, понятно ли это вам. Вы ведь не ученый.

— Я сыщик, — серьезно ответил Сергей. — И, наверное, я понимаю, как можно очень сильно хотеть решить задачу.

— А, в самом деле. (Улыбка у нее была очень хорошая.) Вы когда-нибудь рисковали жизнью, чтобы довести до конца расследование?

— Бывало… — он осекся. — Аруна, а вы?

— Вектор не тестировали на людях. Я посчитала сама — риск невелик, около одной тысячной, если я ничего не упустила. Это ненамного больше, чем у любого обитателя Сэнгера.

— А в чем риск?

— Нарушения синаптических контактов. С разнообразными последствиями. Но в любом случае это нескоро, должны пройти годы.

— Аруна!..

— Мне нужно это сделать, — произнесла она раздельно, будто заклинание. — Я еще раньше догадывалась, как это называют — интуитивно чувствовала, что старение — болезнь. Такое же генетическое заболевание, как другие — у одних людей они есть, у других нет. Оно локально, оно не может быть всеобъемлющим, эволюционно запрограммированным механизмом. Но интуитивные догадки ничего не стоят. На Земле тысячи ученых говорят и пишут то же самое, и никто из них не имеет хороших доказательств, а аргумент против — неотразим: все живое смертно. Я должна была получить доказательства. Понимаете?

— Понимаю, — сказал Сергей. Он действительно понимал. Это страшное дело, когда уже знаешь ответ и между преступником и тобой стоит только твоя собственная тупость — окажись у него под рукой такой вектор…

— Так что же, люди будут жить вечно?

— Не сразу. Смертность многофакторна. Но лет на двести для начала мы можем рассчитывать.

Лет на двести… Сергей уставился в пол. Предположим чисто теоретически: что произойдет, если Картер завтра прикажет добавить ей в кофе нейротоксин, не оставляющий следов — под свою личную ответственность? Скоропостижная смерть юной особы, которая самовольно ввела себе несертифицированную генетическую конструкцию, — событие прискорбное, но не слишком подозрительное, и все проблемы разом будут решены. Проклятье, будь я на месте Картера… Да нет, ничего не выйдет, Кэтрин догадается ее прикрыть — срочно докажет, что вектор не летален, а если надо, сама будет есть с ней из одной тарелки, всю группу не ликвидируют… Стоп, я что, желаю им удачи?!

— Я слышал, что резкое продление жизни опрокинет экономику, вызовет социальную напряженность. Вы не боитесь этого?

— Бояться глупо.

— Кстати, разве такие работы не должны быть запрещены?

Тут она рассмеялась в голос.

— По вашей логике — конечно, должны! Но наша группа ведет свои исследования официально, они включены в план работ Института. Возможно, все они подсознательно уверены, что результатов не будет, но ставить амбициозные цели полезно для имиджа. Хотя то, что эти работы ведутся здесь, а не на Земле, — не случайность. Но если открытие сделано, его невозможно засекретить. Если опубликованы предыдущие шаги — велика вероятность повторения. Все равно что дописать начатое слово. Кэтрин не зря боится утечки информации.

— Так вы еще и поэтому подставили Эрвина? Чтобы тот, кто знает достаточно много, оказался на Земле?

Аруна кивнула.

— Но все-таки — что если начнется ненависть между долго- и короткоживущими, экономический коллапс, разрушение социальных структур? Шесть поколений семьи в одном доме — как вам такая перспектива?

— Мне кажется, это будет интересно.

— И кто, по-вашему, будет со всем этим разбираться?

— Мы. Такие, как я. (Она коснулась пальцем виска.) Когда не будет другого выхода. Будьте уверены, здесь найдутся и другие желающие получить вектор.

И то правда, растерянно подумал Сергей. Разбираться с нечеловеческим бессмертием посредством нечеловеческой мудрости. История прекратит течение свое и начнется заново…

— И вас не ужасает идея неравноправия? Разделения на бессмертных и смертных?

— Если бы так рассуждали всегда, не было бы изобретено ни одно лекарство. Когда первые инъекции инсулина спасали больных, другие диабетики в это время умирали. Те, кто делали первые уколы, думали о спасенных, а не о справедливости.

— Здесь другое, — он не мог так просто сдаться девчонке, пусть даже… — Новое расслоение будет длительным. Вы же понимаете, что все человечество этих ваших векторов не получит? Кто-то откажется по соображениям религиозным или из страха, а кто-то просто не будет иметь такой возможности. Вы в курсе, что у нас существуют страны третьего мира, где заработанных денег людям хватает ровно на еду, а бесплатная медицина остается на уровне двадцатого века? И что тогда? Каста бессмертных обгонит остальное человечество? — он старался, чтобы это прозвучало не обвинением, а уточняющим вопросом, но не мог сдержать раздражения.

Аруна опять рассмеялась.

— Раз уж мы заговорили о кастах и третьем мире — в моем родном городе юридически у всех каст равные права, но все знают про каждого, кто к какой касте принадлежит по рождению. Это плохо, но это не конец света, как представляется европейцам. Можно выработать правила, которые позволят жить с неравенством, пока не достигнуто равенство. А можно делать вид, что неравенства не существует. Кстати, вас не шокирует, что ожидаемая продолжительность жизни в цивилизованных странах почти вдвое больше, чем в Африке? Это не рушит мировую историю?