Следователь, Демон и Колдун - Александр Н. Александров

С каждым шагом башня на дне песчаной ямы становилась всё ближе. В этом тоже чувствовалась какая-то бутафория, какой-то подленький обман: каждый шаг Фигаро приближал его к башне гораздо ближе, чем должен был. Вот башня уже в ста шагах, вот – в тридцати, а вот её обветшалые стены уже нависают над головой следователя. «Не настоящее, – думал он, – всё это не настоящее, какой-то дешевый фокус, игра, детская площадка. Есть пустыня, в ней – башня, башня – единственное место, куда я могу прийти, и меня как бы подталкивают, чтобы весь этот фарс как можно скорее закончился. Поэтому не будем спешить. Для начала спокойненько тут осмотримся...»

Ему в голову пришло, что кажущаяся безмятежность окружающего пейзажа могла оказаться просто уловкой Демона, но даже эта мысль не произвела на Фигаро должного впечатления. Зачем существу, способному уничтожить мир какие-то уловки? Особенно для того, чтобы надурить одного-единственного следователя Департамента Других Дел? Это как если бы дракон прятался в болоте во время охоты на кроликов – скорее уж, маразм, чем хитрость.

Познания следователя в истории архитектуры были, мягко говоря, неглубоки, поэтому он мог сказать по поводу башни лишь то, что перед ним образчик зодчества из раннего средневековья: дикий камень, простые круглые бойницы, похожие на спиральные рога единорогов водостоки. А вот высокие стрельчатые окна, точнее, заключённые в них витражные стёкла были куда интереснее, поскольку витражи в них являли собой целую картинную галерею.

Вот Мерлин Первый, Артур-Зигфрид Медичи, ещё совсем молодой, безбородый, склонившийся над толстым фолиантом в библиотеке, где вдоль стен громоздились книжные шкафы разной высоты. Неведомым творцам витражей удалось неуловимыми штрихами передать выражение нетерпеливого ожидания на лице колдуна, которое мешалось с явным разочарованием.

А вот Моргана – тоже почти дитя, однако же, вполне узнаваема. Колдунья в простом деревенском платье и белом фартуке стояла у огромного котла, сжимая в руке клочок пергамента; её смешные острые косички неряшливо торчали в разные стороны.

Вот Абдурахман ибн Хаттаб верхом на ослике едет куда-то вдаль, и на его лице сияет восторженное предвкушение. А вот и Абдул Альхазред с ритуальным ножом в руке застыл в странной скрюченной позе над испещрённым странными символами алтарем покрытым весьма сомнительными пятнами.

Странно, но изображения на витражах вызывали в душе лишь ощущение лёгкой светлой грусти. Это были следы юности – какой бы она ни была – навсегда канувшей в небытие, юности, когда даже самые ужасные мысли и поступки сопряжены с той особой, не отдающей себе ни в чём отчёта невинности, с которой мальчишка стреляет из рогатки по воробьям. Витражи, казалось, освещал невидимый луч незримого рассвета, и Фигаро даже понимал, где горит этот самый рассвет: в далёком-далёком прошлом.

Вход в башню не пришлось долго искать: тяжёлая дубовая дверь с ручкой-кольцом обнаружилась в стене почти на уровне земли. Дверь была обрамлена зелёным потоком плюща, листики которого уже начали желтеть. А, возможно, подумал следователь, они всегда были такими, и здесь, в этом странном месте, навечно заперт кусочек давно потерянного позднего лета.

Дверь оказалась заперта; сколько ни дёргал Фигаро за проржавевшее кольцо-ручку, с которого слезла большая часть фальшивой позолоты, дубовая панель не сдвинулась ни на дюйм. В ней имелась замочная скважина, вот только ключа следователь с собой не захватил.

- Ну и ладушки, – пробормотал он, – я, вообще, кто – колдун, или прогуляться вышел?

Он отошёл на пару шагов, прикрыл лицо Базовым Щитом, и, сложив пальцы в Открывающий Жест, саданул по двери кинетиком.

Саданул хорошо, от души, с оттяжкой, не жалея эфирной зарядки, лихо так саданул. Вот только на дверь это не произвело ни малейшего впечатления.

На миг дубовый прямоугольник подёрнулся рябью, точно был просто отражением себя самого в зеркальной глади пруда, а потом вновь стал плотным. На проклятой двери не появилось даже царапинки.

«Мда, метод инквизитора Френна не сработал. Жаль. Придётся думать, а в этом я не особо силён. Загадки, загадки...»

Хотя на самом деле не такая уж это и загадка. Включи голову: Моргана, Мерлин. Вся Великая Четвёрка. Что их объединяет? Что объединяет их с тобой?

Фигаро закрыл глаза, и сосредоточился на кончиках пальцев.

«Это должно работать в обе стороны. Если Договор может в любой момент дотянуться до меня, то уж я до него и подавно. Это он сидит в моей крови, а не наоборот, в конце концов»

Ощущение холодного покалывания в пальцах появилось почти сразу же. Ставшее уже знакомым до обыденности, неизменное и привычное, похожее на прикосновение к...

Следователь приоткрыл глаза.

Ну конечно.

В пальцах его правой руки был зажат ключ.

«Когда он там появился? Откуда взялся? Ну что за глупый вопрос? Он был там всегда. И, может, конечно, это ни черта и не ключ, ну так и башня ведь не совсем башня, верно?»

Фигаро повертел ключ в руке – самый обычный бронзовый ключ; такими запирают на ночь амбары и ворота – едва заметно улыбнулся, и вставил его в замочную скважину.

Ключ повернулся легко – а почему, собственно, должно было быть как-то иначе? – и дверь, чуть скрипнув на хорошо смазанных петлях, распахнулась.

Внутри оказалось нечто вроде маленькой кельи с куполообразным потолком. И потолок и стены были сложены из отполированного временем до блеска жёлтого кирпича. В потолке кельи было отверстие, через которое в неё лился поток яркого света, похожего на солнечный, прямо по центру стоял простой стол из чёрного дерева, у стола – грубо сколоченное кресло с высокой спинкой, а в кресле сидел Демон.

Демоны – и большие, и малые – частенько принимали облик того, кто их вызвал. Это было в порядке вещей; с подобным следователь уже сталкивался. Но впервые он видел перед собой Демона призванного сразу четырьмя заклинателями.

Демон Квадриптиха. Мерлин-Моргана-Хаттаб-Альхазред, удивительное существо с печальным, не мужским и не женским лицом, небольшими крыльями за спиной, ниспадающими на плечи золотистыми волосами и глазами, в которых бесновалось малиновое пламя.

Существо сидело в кресле, молча уставившись куда-то в невидимую точку перед собой. Его тело – настоящее тело – было сейчас перед Фигаро, но сам Демон, конечно же, был не