Марк Ходдер - Загадочное дело Джека-Попрыгунчика

— А как он выглядел? — прервал инспектора Бёртон.

— С минимальными отклонениями все описания, сделанные теми, кто его видел, совпадают с вашими. Не хотите выпить? В верхнем отделении слева от картотеки есть графин красного вина.

Бёртон покачал головой.

— Нет, благодарю. Я и так прошлой ночью сильно перебрал.

— Такое случается с каждым из нас, — с кривой усмешкой ответил Траунс. Он протянул руку к медной крышке на столе, к точно такой же, какую Бёртон видел на стене в приемной, и поднял ее. Из-под стола выползла трубка. Траунс открыл крышку и дунул. На том конце ответили.

— Пеппервик, — сказал инспектор, — пошлите мне кофейник и две чашки. И вплоть до дальнейших указаний направляйте всех моих посетителей к детективу Спирингу. Я занят. — Он приставил трубку к уху, потом вернул ко рту, кого-то поблагодарил, водворил крышку на место и убрал устройство. — Продолжим. С осени 1837-го по весну 1838-го его видели много раз, причем этот дьявол — или призрак — появлялся главным образом в треугольнике, образованном Кембервеллом, Баттерси и Ламбетом, и, кстати, именно тогда он получил прозвище Джек-Попрыгунчик. Он напал на нескольких юных девушек, которые физически не пострадали, но из-за душевного потрясения повредились в уме. Еще два человека, тоже его жертвы, умерли от сердечного приступа. Я особо подчеркиваю это, капитан, потому что некоторые газеты писали, что все это бред и чьи-то «злые шалости». Лично я никак не могу классифицировать как шалость то, что приводит к смерти или сумасшествию. Теперь переходим к самому задокументированному и широко обсуждавшемуся в прессе происшествию с Джейн Олсоп. В феврале 1838 года, без четверти девять вечера у ворот дома на Беабиндер-лейн в районе Олд-Форда на севере Лондона позвонил колокольчик.

В доме находилась восемнадцатилетняя Джейн Олсоп, ее родители и две сестры. Она подошла к воротам, открыла их и увидела чью-то темную фигуру, стоявшую в проеме. Судя по ее заявлению в местную полицию, ей показалось, что это человек, очень высокий и угловатый, в плаще, а на голове его что-то вроде шлема.

Она спросила, что ему нужно. Он ответил, что служит в полиции и ему нужна свеча. Дескать, в полицию сообщили, что тут шатаются какие-то бродяги, а он без света никого не видит. Девушка вынесла из дому свечку и протянула «полицейскому». Как только она это сделала, тот сбросил плащ и оказался Джеком-Попрыгунчиком. Он схватил жертву и сорвал с нее одежду. Но она сумела вырваться и бросилась к дому. Джек прыгнул за ней и поймал уже на самом пороге. Схватил ее за волосы, сдернул с нее лифчик — и как раз в это мгновение в прихожей оказалась ее младшая сестра, увидела всю сцену и завопила от ужаса. На крик прибежала старшая сестра и сумела вырвать несчастную из хватки чудовища. Она оттолкнула Джека и захлопнула дверь. Призрак не рискнул привлекать к себе лишнее внимание, прыгнул вверх и исчез.

В дверь офиса кто-то постучал.

— Войдите! — крикнул Траунс.

Появилась низенькая седовласая женщина с подносом.

— Ваш кофе, сэр.

— Спасибо, Глэдис.

Женщина поставила поднос на стол. Наполнив обе чашки, она повернулась и молча вышла, плотно закрыв за собой дверь.

Бёртон швырнул окурок в камин.

— Молоко? — предложил Траунс.

— Нет, я с сахаром, — и он насыпал в дымящийся напиток четыре полные ложки.

— Ого! — удивился Траунс. — Да вы сластена!

— Пристрастился к этому в Аравии. И что было дальше?

— Что было… Джейн Олсоп детально описала Джека-Попрыгунчика — самый полный отчет, которым мы располагаем, — и я берусь утверждать, что все перечисленные ею приметы полностью совпадают с теми, которые называете вы, вплоть до голубого пламени вокруг головы.

Через восемь дней еще одна восемнадцатилетняя девушка, Люси Скейлс, и ее младшая сестра Лиза заметили закутанную в плащ фигуру, которая сгорбилась на углу Грин-Дрегон-элли. Они подумали, что человеку плохо: якобы слышали, как он стонал от боли. Люси подошла к нему и спросила, чем ему помочь, и тут фигура подняла голову в огромном шлеме, вокруг которого плясало голубое пламя. Чудовище заверещало, и язык пламени метнулся к Люси, ослепив ее. Она упала на землю, корчась от приступов жуткой боли, которые продолжались еще много часов после происшествия. Младшая, Лиза, позвала на помощь и — боже мой!.. — Глаза Траунса расширились, и он дико посмотрел на Бёртона.

— Что такое? — спросил тот.

— Я совершенно забыл!

— Забыл что?

— Боже мой… — повторил Траунс, на этот раз зловещим шепотом.

— Ну, говорите же! — не выдержал Бёртон.

Траунс откашлялся и сказал:

— Лиза стала звать на помощь, а Джек-Попрыгунчик поспешил скрыться. Но девочка сообщила, что при этом он разговаривал сам с собой как безумный, каким-то истошным голосом. Она не разобрала почти ничего. Только одну фразу.

— И что он сказал? Не томите!

— Я раньше не понимал смысла, — запнулся Траунс, — а сейчас все стало ясно.

— Да что вам ясно-то?

— Он крикнул: «Это ты во всем виноват, Бёртон!»

Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон почувствовал озноб, будто чьи-то ледяные пальцы пробежали по его спине.

Два человека долго и пристально смотрели друг на друга.

По стенам двигались тени, тревожный звук сирены бился в окно.

— Совпадение? — прошептал Траунс.

— Наверное, — тоже шепотом ответил Бёртон. — В 1838 году мне было семнадцать лет, и я жил с родителями и братом в Италии. Я вообще тогда редко бывал в Англии и, уж конечно, не встречал Джека-Попрыгунчика и даже не слышал о нем.

Снова повисла пауза.

Траунс встряхнулся, открыл очередной документ и заглянул в него.

— Теперь перейдем к моему собственному рассказу, — взволнованно сказал он. — Это произошло 10 июня 1840 года. В самый позорный день в истории Англии.

Бёртон кивнул.

— День убийства.

Глава 4

УБИЙСТВО

«Убийство никогда не меняет историю мира».

Те пять минут, что констебль Уильям Траунс шел за Мошенником Дэнисом, могли сделать восемнадцатилетнего полицейского национальным героем, а сделали посмешищем Скотланд-Ярда.

Участок Траунса включал Конститъюшн-хилл, и он всегда рассчитывал время таким образом, чтобы оказаться у Садовых ворот Букингемского дворца ровно в шесть, когда королева Виктория и ее муж появляются оттуда в открытой карете и объезжают вокруг Грин-парка. Для двадцатилетней королевы этот ежедневный ритуал был глотком свежего воздуха, — если слово «свежий» можно применить к зловонной атмосфере Лондона, — часом побега от душных придворных формальностей, от тупоумных лакеев и высокомерных дворецких, подобострастных советчиков и суетливых служанок. Вдоль всей дороги выстраивались лондонцы, чтобы поприветствовать или освистать молодую королеву, в зависимости от их мнения о ее трехлетнем правлении.