Александра Брагинская - Муниципальная ведьма - 2

— И что? Они его сдадут, что ли? Менты о нём и так знают. И имя, и адрес.

— Если их будут допрашивать, оба расскажут всё! А менты тоже не идиоты, глядишь, из рассказа что-то полезное и вытянут!

— Ты веришь, что менты будут допрашивать жену и сына Мэрского? Тогда ты ещё больший болван, чем я думал.

— Кто этот ‘он’? — поинтересовалась я.

— Приедем — увидите, Елена Михайловна.

— Мешок, но зачем? — Бубновый не мог успокоиться.

— Да затем! Если она докажет, что баба из Анапы приезжала сюда, это будет значить, что Нежный или лох, или взял на лапу! В лужу его посадит, как тогда этих важняков из Москвы. Ради такого дела можно и рискнуть, тем более, риска-то почти и нет!

Мешок остановил машину перед убогими воротами, ведущими во двор какой-то довольно большой развалюхи, и посигналил. Через несколько минут ворота стали открываться, и я с удивлением заметила, что это делает не человек, а скрытый механизм. Если кто-то не жалеет денег на подобные вещи, почему бы ему заодно не раскошелиться хотя бы на примитивную покраску забора? Или здесь проживает большой оригинал, или демонстративная бедность жилища — не более, чем маскировка.

Когда машина подкатила к дому, Бубновый сразу же выскочил и собирался постучать, но дверь открылась раньше. Её жуткий скрип мог бы вызвать зубную боль. Зато девушка, которая вышла на крыльцо нас встретить, вовсе не выглядела ни убогой, ни бедной, ни разваливающейся на части. Красивая стройная блондинка лет восемнадцати как будто сошла со страниц глянцевого журнала. Её белое бикини выгодно оттеняло загорелую до медового цвета кожу, а босоножки вызвали у меня оторопь — тоже люблю высокие каблуки, но на таких ходить бы не смогла. Она же передвигалась очень грациозно.

Увидев её, Юра застыл со стеклянными глазами и открытым ртом. Мешок обернулся к нам и щёлкнул пальцами у парня перед лицом. Тот никак не отреагировал. Тогда он закрыл ладонью обзор, и Юра издал нечленораздельный звук, выражающий крайнюю степень возмущения.

— Не пялься на ту бабу, — веско посоветовал ему Мешок. — Хочешь полюбоваться на красивую женщину — вот тебе Елена Михайловна.

— Та — красивее!

— Не буду спорить, это кому что нравится. Но если ты станешь пялиться на Елену Михайловну, ничего не будет, а если на чужую шалаву — тут тебя и похоронят, и не посмотрят, что сын Мэрского. Знал бы, что ты такой болван, высадил бы в городе. Мне чужая мокруха совсем без надобности.

— В самом деле могут убить? — перепугавшийся Юра обратился за поддержкой ко мне.

— Могут, — он обидел меня сравнением не в мою пользу, и я не собиралась щадить его расстроенные чувства. — Но ты не расстраивайся, есть вещи похуже, чем смерть.

— А наши телохранители?

— Ты же говорил, что они сами форменные бандиты. Припоминаешь такое?

— Да, но…

— Если мы сунемся, нас похоронят рядом с тобой, — сообщил ему Мешок. — Так что не обижайся. Мы брались защищать, если на вас кто-то нападёт. А раз ты сам напрашиваешься на неприятности, то сам из них и выпутывайся.

— Тётя Лена, а вы меня не защитите?

— Как? Снять бюстгальтер, чтобы ты вылупился на меня, а не на неё? Не буду я этого делать. Тем более, я так поняла, это и не поможет. Она тебе нравится гораздо больше, и ты готов рискнуть жизнью.

— Нет, я…

— Выползайте из тачки, — скомандовал Бубновый, не дав Юре договорить. — Сейчас он придёт. А ты, малец, смотри в другую сторону. Там, может, не так интересно, зато не вредит здоровью.

Пока мы ‘выползали’, из хибары вышел мужчина лет шестидесяти, одетый в футболку, обрезанные выше колен потёртые джинсы и стоптанные сандалии.

— Кого я вижу! — обрадовался он. — Бубновый, Мешок! Как я рад вас видеть! А это та самая женщина, которая хочет у меня спросить что-то? И ты, Бубновый, не сказал мне, что она — дочь Кареты? Здравствуйте, Диана Михайловна! Добро пожаловать в моё скромное жилище. Конечно, я постараюсь ответить на все ваши вопросы.

— Не Диана, а Елена, — поправила его я. — Вы перепутали меня с сестрой. А как мне обращаться к вам?

— Можно — Берендей, а можно — старик Авдеич. Как вам больше нравится.

— Подождите! Старик Авдеич, который работал в городском театре?

— Он самый. Вас удивляет, что я выгляжу моложе, чем положено? Это благодаря здоровому образу жизни, — он подмигнул, давая понять, что шутит. — Значит, если вы — Елена Михайловна, а у меня нет причин вам не верить, то вы — жена Мэрского, верно? А этот приятный во всех отношениях юноша, который пытается скрыть, что он не сводит глаз с моей домработницы, надо полагать, его сын? Что ж, Юрий Александрович, и вам — добро пожаловать! Я предлагаю поговорить в саду. В такую чудесную погоду что может быть лучше свежего воздуха, тем более, в тенёчке? Я сам сколачивал там столик, и что, зря?

Мы расположились вокруг самодельного деревянного столика, вкопанного в землю. Сквозь юбку и трусики я чувствовала, что из скамейки, на которой я сижу, торчит множество щепок, нацеленных в меня и готовых оставить на память множество заноз, но виду старалась не подавать.

— Все будут холодненький компотик? — осведомился радушный хозяин.

— А можно мне чай? — Юра явно решил покапризничать в знак протеста против несправедливости судьбы.

— Предпочитаете чифир? — удивился Берендей.

— Нет, самый обычный чай, чёрный, с молоком, без сахара.

Хозяин махнул рукой, и девица степенно удалилась.

— Хороша, правда? — самодовольно поинтересовался он. — Долго подбирал, сколько желающих было — не перечесть! Но всё не то. А эта — в цвет! Вы, Елена Михайловна, тоже знаете толк в высоких каблуках, так что легко сможете меня понять. Одна известная актриса даже говорила, что когда женщина отказывается от каблуков, она перестаёт быть женщиной. В разумных пределах, само собой, излишний фанатизм в этом вопросе может навредить…

Он долго разглагольствовал о женской красоте, но слушал его только Юра, остальные откровенно скучали. Кроме меня, разумеется, я скуку старалась скрыть. Наконец, экономка, или кем она там была на самом деле, принесла ледяной компот, очень вкусный, и чашку чая с молоком для Юры, который, сделав глоток, рассыпался в восторгах, как это прекрасно приготовлено. Видя, как он смотрит на девицу, я не сомневалась, что если бы она принесла ему ослиную мочу, парень всё равно бы обязательно восхитился.

Берендей властным жестом её отослал, и сразу же неуловимо изменился. С лица напрочь исчезло добродушие, из позы — расслабленность. Теперь, невзирая на домашнюю одежду, напротив меня сидел деловой человек.

— Вы, Елена свет Михайловна, о чём-то хотели меня спросить. Вот самое время для этого и настало. Задавайте свой вопрос.