Лена Обухова - Проклятие пражской синагоги

— Войта так и не понял, что я сделал это только для него. Он собирался все свои немногочисленные мечты положить на алтарь будущего брака. И он бы не получил ничего взамен, кроме разочарования, но злился только на меня за это. Как будто я виноват в том, что он выбрал себе худший из возможных вариантов спутницы жизни. Если бы эта дура не начала прямо там орать на него, вываливая ненависть и презрение, которые всегда к нему испытывала, а разревелась бы, упала ему в ноги и сказала бы, что совершила глупость, все мои усилия оказались бы напрасны. Поженились бы по расписанию. — Карел резким движением затушил окурок в пепельнице, стоявшей на столе. — Так что вот. Меня он какое-то время видеть не хотел вообще, потом отошел. Он всегда отходит. Ему просто нужно время. Я не жду, что ты сейчас поймешь мои мотивы, но если уж он тебя посвятил в отдельные детали этой истории, то держи ее всю.

Саша тоже докурила, но, в отличие от Карела, окурок в пепельницу положила медленно и аккуратно, как будто старалась поменьше шевелиться, чтобы не расплескать какие-то свои мысли и чувства.

— Если ты такой заботливый брат, что ж ты позволил ему эти три года быть одному? — спросила она. — Ты не знал его номер телефона? Адрес? Не мог его найти?

— Да я его и не искал, — Карел выглядел удивленным. — Зачем мне было это делать? Он ясно дал понять, что не хочет общения. Я тоже ничего не мог ему предложить. Я всегда настаивал на том, чтобы люди уважали мой выбор, даже если не способны его принять. Поэтому я уважал его выбор.

Саша еще несколько секунд разглядывала его лицо, видя на нем только искреннее удивление, как будто он на самом деле не понимал, что именно она пытается ему предъявить. Она снова отвернулась от него, борясь с желанием закурить новую сигарету. Не стоило этого делать, иначе она рисковала проснуться завтра с головной болью, но желание чем-то занять руки было почти нестерпимым.

— Никогда этого не понимала, — призналась она, все же пряча руки в карманы свитера и глядя куда-то в ночную темноту, где среди кустов по-прежнему мелькали крохотные огоньки светлячков. — С тех пор, как познакомилась с ним, все думала: как вы могли его бросить? Как вы все, самые родные ему люди, могли оставить его в такой сложный для него момент?

— Это потому что ты плохо его знаешь, — фыркнул Карел. — Сложный момент ему обычно нужно пережить самому. Я это заметил, еще когда он был маленьким. Насколько я помню, родители даже ни разу в жизни его не наказывали, потому что он всегда успевал наказать себя сам. Он притихал и садился читать книжку или делать уроки, когда ему казалось, что он где-то накосячил. Не играл, не гулял, не смотрел телевизор — не делал все то, что запрещал мне делать наш отец, когда пытался наказывать меня. Через какое-то время он, видимо, решал, что с него достаточно, и снова становился нормальным ребенком. Но только когда сам решал. Даже если мама пыталась расшевелить его раньше времени, у нее ничего не получалось. — Карел прервался на прикуривание новой сигареты, а потом тихо добавил: — В этот раз, кстати, тоже не получилось. По-моему, она и сама быстро поняла, что надо снова дать ему время и пространство.

Саша молчала, одновременно обдумывая его слова и вспоминая весь этот год, что была знакома с Войтехом. Револьвер у его виска, признание в том, что у него не осталось ни любимой работы, ни друзей, ни родных, заметную грусть, когда он однажды сказал ей, что все его фотографии остались в Праге и он не может показать их ей.

— Странно, что никто из вас не увидел разницу между полученной двойкой по географии и полностью разрушенной жизнью, — зло заметила она, посмотрев на Карела. — Тебе никогда не было страшно, что вы даете ему время застрелиться, а не прийти в себя? Потому что мне — было. И мне до сих пор страшно, когда он уходит в офлайн и не отвечает на мои сообщения по несколько дней.

— Нет, этого я точно не боялся, — на этот раз несколько раздраженно отозвался Карел. — Потому что мой брат, может быть, немного странный на мой вкус, но он при этом определенно самый сильный, адекватный и целеустремленный человек из всех, кого я знаю. В нем двухлетнем было больше стойкости характера, чем во многих моих знакомых взрослых. Поэтому я никогда не боялся, что он может взять и застрелиться. Рискнуть жизнью и погибнуть ради того, что он считает важным, — легко, но от этого я его при всем желании никогда не смогу удержать. Мне иногда кажется, что он видит свое жизненное предназначение в том, чтобы однажды умереть героем. Но, заметь, героем, а не слабым сломавшимся неудачником.

Злость в Сашином взгляде сменилась удивлением. Ей вдруг показалось, что Карел восхищается Войтехом точно так же, как Войтех восхищается им самим. И в этот момент она ясно поняла, что эти двое все же родные братья, они даже внешне внезапно стали похожи гораздо сильнее, чем ей казалось раньше.

— Хорошо бы ты был прав, — призналась она.

Карел медленно затянулся, поглядывая на нее сквозь дым и темноту с любопытством. Ее эмоциональность выглядела на его взгляд несколько странной.

— Мне вот что интересно, — медленно произнес он. — Насколько я понял, вы знакомы всего год и видитесь очень редко. Вас объединяет только общее хобби. Почему же тебя так волнует все это? — он склонил голову набок, что всегда выдавало его интерес.

«Потому что я люблю его», — внезапно подумала Саша.

Она услышала эти слова в своей голове так четко, как будто это была не ее собственная мысль, а кто-то произнес их вслух. Она резко побледнела и с трудом заставила себя продолжать смотреть Карелу в глаза, хотя очень хотелось отвернуться.

— Меня это волнует, потому что он мой друг, — соврала она, тщательно контролируя голос и сама чувствуя, что у нее это не получается. — Мы редко видимся, но в последнее время общаемся почти каждый день. И мне его жалко. Только и всего.

Она отвернулась, удивляясь тому, как легко ей далась ложь. Ей, человеку, который за последние несколько лет не мог припомнить ни одного случая, когда говорил бы неправду, и считал, что лжи во благо не бывает.

— Прости, я замерзла. — Она плотнее закуталась в его свитер и быстро вернулась в гостиную.

Там Лиля с Ваней все еще сидели за столом, доедая пиццу и о чем-то как всегда споря, но уже не упоминая Голема, а Войтех успел переместиться на диван и теперь что-то листал в смартфоне.

Саша сняла с себя свитер, слишком тщательно свернула его и уложила на краешке дивана. Она едва сдержала порыв в очередной раз солгать, что у нее болит голова и ей срочно нужно в отель, раз уж ложь ей сегодня давалась так легко, но решила, что это вызовет лишние подозрения, а Войтех, чего доброго, подумает, что ее чем-то обидел Карел. У нее еще будет время подумать над своим неожиданным открытием и понять, чем ей это угрожает и что с этим теперь делать, пока же стоило вести себя естественно.