Николай Романецкий - Дельфин в стеарине

А утром мой стыд превратился в неуверенность. И Катя это сразу почувствовала. Когда мы завтракали, она снова спросила:

– Ну как? Что-нибудь удалось узнать?

– Мало, – грустно сказал я, откладывая вилку. – Почти ничего. Боюсь, зря мы взялись за это дело. Офис этой компании – самое настоящее змеиное гнездо.

Катя накрыла теплой ладонью мои пальцы:

– Так это же хорошо! Змеиная сущность обитателей непременно проявится. Рано или поздно они ужалят друг друга…

Дальше прозвучало уже знакомое. Это наш шанс, Максим, ты должен быть уверен в себе, и сама судьба пойдет тебе навстречу, работа никогда не бывает ненужной, удача обязательно улыбнется, я в тебя верю, тебе повезет, Максим, будь тверд и последователен…

Это была обычная психологическая обработка, предпринимаемая всякий раз, когда я терял уверенность в своих силах. А я терял ее дважды, и Катины "дозволенные речи" мне помогали. К тому же, психологической обработкой такие разговоры и ограничивались. В мою часть дел Катя никогда не лезла и в конкретике ни о чем не расспрашивала. Даже если я давал ей задание, связанное с расследованием, она ограничивалась только полученными инструкциями. Не расспрашивала она и о прошлом. Только однажды поинтересовалась событиями, которые вывели осужденного бывшего капитана Вадима Ладонщикова на свободу и превратили в Максима Мезенцева. И я сказал, что дал властям подписку о неразглашении и вообще… Меньше знаешь – лучше спишь. Более того, дольше живешь. Во всяком случае, это "дольше живешь" касается меня. Сама знаешь поговорку "Язык мой – враг мой". А мой язык – мне не враг… И посему I am sorry sugarbaby, но…

Я ей даже правды о детях не рассказал – ни о нашем, ни о том, втором. Мол, обычная уголовщина, торговля органами навырост. Мол, все преступники получили свое. Этому она, впрочем, по-моему, не очень поверила… И была права – не бывает так, чтобы ВСЕ преступники получали свое. По крайней мере, в нашем мире не бывает. Разве лишь в детективных романах… И если бы не ТОТ мой выстрел, Палваныч наверняка бы выскочил сухим из воды. И была бы у его начальства еще та головная боль. А так: нет человека – нет проблемы! Известная историческая фраза. Всех устраивающий выход. А для меня – возможность жить дальше, пусть и под вымышленным именем. Банальная, по сути, история. Банальная, но только не для меня и не для Кати. Ибо была Инга. Ибо я живу потому, что она умерла. А Катя живет потому, что живу я, а значит потому что умерла Инга. Хотя об Инге, разумеется, она не знает ничего. И никогда не узнает! Но я-то знаю. И потому у меня есть долг – хотя бы перед Ингиной памятью. Как бы красиво это ни звучало! Красивые слова – не всегда ложь. Бывает, просто других не подобрать, другие будут не совсем точны…

Наверное, в моем лице что-то изменилось, потому что Катя сказала:

– Ну вот и хорошо! Все у тебя получится.

И в самом деле, подумал я. Чего я так расклеился? Круг подозреваемых ограничен? Ограничен. Лазутчика в стане врага я завел? Завел. Даже двух! Один будет поставлять мне информацию из круга избранных, вторая – из круга прочих. И не фиг сопли по манишке размазывать! Это все Земфирины песни виноваты, в детство меня вогнали…

– Ты помнишь Земфиру?

– Какую Земфиру? – спросила Катя.

– Певицу. В детстве… Помнишь?

– А-а-а… Это которая – пьяный мачо?

– Она самая.

– Сказать правду, сто лет не вспоминала. А ты с какой это стати вдруг о ней заговорил?

Я пожал плечами:

– Не знаю. Песни у нее классные были.

И тут я вспомнил другую Земфиру, черноволосую гадалку с Кузнечного рынка. Ее обещания насчет второго нашего ребеночка. Обманула гадалка… Может, и в остальном обманула? И никакой я не везунчик?

– Прекрати! – сказала Катя, отставляя чашку. – Прекрати себя грызть! Ты – самый лучший в мире частный детектив! У тебя лучшее в мире агентство! У тебя лучшая в мире секретарша! Понял?

– Понял! – Я кивнул. – У меня лучшие в мире клиенты! А еще у меня лучшая в мире жена!

Катя загрузила в мойку посуду, включила машину.

– Знаешь, – сказала она. И вдруг опустила плечи, сгорбилась: – Это даже хорошо, что у нас нет детей. Представляешь, как бы нам сейчас было сложно?

Я встал, подошел, взял ее за плечи и развернул лицом к себе. В глазах Кати стояли слезы.

– Не надо. Жизнь еще не кончилась. Голливудские актрисы в сорок рожают.

Катя вытерла глаза концом фартука и кивнула.

– Да, ты прав. – И прижалась к моей груди.

Моечная машина уже прошумела теплым воздухом и, сообщив о завершении процесса, выключилась, а мы все стояли возле нее, будто приклеенные друг к другу.

– Посуда вымыта и высушена, – повторила машина.

Наконец, Катя отстранилась и взялась за тарелки. А я вышел на лоджию, достал сигареты и закурил.

Перед глазами раскинулся родной двор. Было ветрено: в нашем районе, носящем название Корабли, ветер – гость нередкий. За соседним домом должна была шуметь волнами Маркизова Лужа, но ее, разумеется, за ветром не было слышно. Вот если выйти на берег… Удивительное дело, я живу в полукилометре от моря, а вижу его едва ли не раз в году… А насчет ребенка Катя права, как бы ни жестоко звучали ее слова… Нет, нельзя так думать, нельзя! И говорить нельзя! Что бы там ни утверждали материалисты, а слишком часто судьба превращает слово из сотрясения воздуха в факт реальности. Мысль изреченная не есть ложь, мысль изреченная есть инициатор процесса с заранее предусмотренным концом…

– Нам повезет, – сказал я балтийскому ветру.

Он налетел на меня, взлохматил волосы, будто хотел снять скальп. Как ни странно, это грубое прикосновение успокоило меня. Арчи Гудвин в душе моей опять завалил на лопатки Вадима Ладонщикова и хотел уже провести удушающий прием, но ему помешали – Катя, уже переодетая, выглянула в открытую дверь.

– Ты покурил? Можно ехать.

Я раздавил окурок в пепельнице и вернулся на кухню.

– Нам непременно повезет. – Я прижал жену к своей груди. – Нам просто не может не повезти.

– Ты прав, – сказала она, осторожно отстраняясь. – Вперед?

– Вперед, на мины!

Через пять минут мы были уже в подземном гараже-стоянке, возле нашей "забавы". Загрузились и тронулись.

Охранник возле шлагбаума, как и всегда, проверил пропуск, отдал нам честь и пожелал счастливого пути. Когда вынырнули из-под земли, я сказал:

– Высажу тебя возле офиса. Сам подниматься не буду. Мне надо кое-куда съездить прямо сейчас.

13

Я поехал в "Красный кентавр" с утра неслучайно. По опыту знаю – в клубах легче всего разговаривать с персоналом до официального открытия, когда люди еще не заведены гонкой за чистоганом и не смотрят на тебя как солдат на вошь. Или как баран на новые ворота…