Вадим Панов - Мистерия мести

«Мира! Прости меня!»

— Хорошая она девушка, — негромко произнёс Стальевич.

И я едва не разрыдался.

— Замечательная.

«Нужно ей позвонить! Прямо сейчас! Попросить прощения и договориться о встрече!» Я стал озираться в поисках телефона.

— Давно её знаешь?

— Два дня.

— Ты выглядишь влюблённым.

— Вы должны помнить, как это бывает: увидел один раз, и чувство осталось навсегда. — На тумбочке телефона не оказалось, в ящике — тоже. Я был в отчаянии. — Такова жизнь.

— Словно молнией ударило?

— Ага.

«Правильно! Я ведь раздевался не сам, а значит, телефон по-прежнему лежит в пиджаке!»

— Евгений Стальевич, где моя одежда?

— Юра, молния ударила в тот самый миг, когда ты её увидел? — Старик не сводил с меня внимательного взора.

— Мой пиджак…

— Сейчас принесу, — пообещал Стальевич. — Ответь, пожалуйста, на вопрос.

— Сначала Мира показалась мне красивой, но обычной, — с трудом сдерживаясь, сообщил я. — И лишь потом я осознал, насколько она прекрасна…

«Я должен ей позвонить! — На лбу выступили капли пота. — Я должен!»

— Выпей.

Старик поднёс к моим губам чашку, я машинально сделал пару глотков довольно кислого питья… «Холодный чай с лимоном?»… и проглотил плававшую на поверхности таблетку.

— Чёрт!

— Извини, забыл предупредить, — совсем не извиняющимся тоном произнёс Стальевич.

— Это от головы?

— Скорее от сердца.

— Меня же по голове ударили.

— Я пошутил, — махнул рукой старик. После чего зачем-то проверил мой зрачок и поинтересовался: — Встать можешь?

Я охотно поднялся на ноги. Ночью меня нарядили в банный халат, так что я не предстал перед гостем во всей красе.

— Так?

— Голова болит?

— Почти нет.

— Тогда я за тебя спокоен. — Стальевич пожал мне руку и направился к дверям. — А то меня Гамлет дома заждался.

— Привет ему!

— Обязательно.

Проводив старика, я вышел на кухню, сварил себе кофе и задумался. Верить или нет?

Мог ли я видеть настолько реалистичный сон? Даже при условии, что сначала я выпил два стакана ликёра в «Топоре», потом полбутылки красного, а ещё потом мне основательно заехали по голове? Чёрные фигуры, жёлтые глаза, распиленная голова «лаборанта», превратившийся в монстра Гамлет…

Над объяснениями старика я размышлял весь кофе, потом весь душ и одевание, но ничего толкового не измыслил. Да и выбор, собственно, был невелик: либо верить в желтоглазых чудовищ, умеющих бить не прикасаясь, либо в глюкодейственную силу удара по голове. Хотите — верьте, хотите — нет, но прослыть идиотом желания у меня не было.

Телефон отыскался именно там, где и ожидалось: в пиджаке, вместе с бумажником и ключами от машины — зачем я их с собой брал? Неужели собирался кататься по ночной Москве? Переложив всё это богатство в борсетку — по случаю дневной жары пиджак останется дома, — я принял решение отправиться в ближайшее кафе на завтрак, но был остановлен звонком с неизвестного номера.

— Да?

— Это Алексей Торопов, помните меня?

Бывший кикбоксёр, морской пехотинец, частный охранник и телохранитель.

— Помню, конечно.

Я понял, что звонит мне многократно «бывший» громила не просто так, но постарался не выдать своей заинтересованности, ответив предельно легко, даже небрежно.

— Я собираюсь уехать.

— В отпуск?

— Не прикидывайся тупым и не делай вид, что тебе всё равно, — грубо велел Торопов. — Я всё рассчитал.

Ну да, именно так говорил главный инженер Фукусимы.

— Что тебе нужно?

Вопрос я задал исключительно из вежливости, поскольку ответ знал заранее.

— Много денег, тупица, — хмыкнул бывший кикбоксёр. — Я планирую лечь на дно. В Москве больше не появлюсь и директора не увижу.

— Он тебя найдёт.

— Пусть попробует. — Не знаю, насколько точно он всё рассчитал, но в силах своих Алексей был уверен.

— Это мой единственный способ резко срубить много баб-ла, и я не отступлю.

— Сколько хочешь?

— Двести тысяч.

— За что?

— Я назову имя настоящей подруги Тины, той, с которой она зависала в «Переплетении» и устраивала оргии.

— И за такую мелочь ты хочешь двести тысяч?

— Эта мелочь очень важна для расследования, без неё ты ничего не узнаешь. А директор, как я понял, совсем с катушек соскочил от горя. Тебе он пообещал полмиллиона, значит, и мне заплатит. — Пауза. — Отыщи деньги до вечера.

Короткие гудки.

Я положил мобильник в карман джинсов и почесал в затылке.

— С уважением отношусь к парням, умеющим отделять работу и личную жизнь.

— Обижаешься на них?

— Ни в коем случае. — Она легко прикоснулась к моей руке. — Я всё понимаю.

Однако электрического разряда вроде того, что пронзал меня вчера, не вызвала. Просто прикоснулась.

— Спасибо.

Этот короткий, но насыщенный смыслами диалог состоялся после того, как я поцеловал Миру при встрече. Поцеловал в щёчку, очень аккуратно и очень по-дружески. Не продемонстрировав ни единого следа вчерашней страсти. Помните, я рассказывал, что твёрдо знаю пределы? Так вот: я их знаю. И даже красивая женщина рядом не заставит меня забыть о деле. Или рассказать больше, чем нужно.

— Почему ты попросил меня приехать сюда? — Мира без особого восторга оглядела старый дом на Новокузнецкой, возле которого я назначил наше отнюдь не романтическое свидание.

«Интересно, родинка на виске не мешает ей носить солнцезащитные очки?»

— Что мы тут делаем?

Врать симпатичному следователю, на которого у меня были определенные виды, я не стал и ответил честно:

— Хочу незаконно проникнуть в одну из квартир и надеюсь на твою помощь.

— Шутишь?

Однако Мира не отпрянула, не возмутилась, не издала восклицания, а среагировала достаточно буднично. Как будто услышала заурядное предложение и отказывается исключительно для порядка. Только потому, что ни одна приличная женщина не может согласиться сразу.

— Нет, не шучу.

— Собираешься кого-то ограбить?

— Владелец квартиры давно умер, но наследники до сих пор не объявились. Квартира стоит опечатанная, и я хочу посмотреть, что в ней.

— Как звали владельца?

— Винсент Борисович Шарге. Если не ошибаюсь, он был скульптором.

— Странное имя.

— Немецкое, кажется.

— Может быть…

За разговором мы подошли к подъезду, однако входить в него Мира не спешила. Услышав имя умершего скульптора, она вообще перестала спешить, помрачнела, и мне оставалось лишь догадываться о причине столь разительной перемены настроения.