Отраженье багровых линз - Илья Буров
— Когда всё стало совсем худо, горстка оставшегося совета решила исследовать разбитую колонну под Сургутом. Из выдвинутой группы дошло только двое — они копались среди раскуроченной техники и смердящих, наполовину растасканных тел… Среди обычного пустого кладбища, где кроме человеческой жестокости не было и капли былого величая… Через сутки, вернувшиеся ни с чем стояли среди такого же пепелища. Первый за смертью либо уходом выживших решил не оставаться. Второй, стоя на сожжённых за время его отсутствия деревяшках собственного дома, глядел на торчащую из-под обломков сгоревшую руку и плакал…
Я медленно, с болью от протрещавших закостенелых ран, поднялся по стене. Мне не за чем было продолжать диалог, если его можно таковым назвать. Всё, что требовалось, я узнал, а что нет — объяснимо человеческим фактором. Откуда у Григория Александровича вещи отца? — Почём оставлять в земле такие ценности? Зачем лгать? — Сокрытие больных для человека моментов или не решимость с ними смириться. Почему Никольский остался в посёлке? — А где сейчас место советскому человеку?
Перепачканный пол, разгром, измученный хозяин дома, так рьяно пытавшийся забыться долгое время и начать жизнь с чистого листа. Всё это сделал я со своей правдой. Стоило оно того? Эта никому не нужная правда? Отец годами скрывал от меня правду прошлого, Никольский отгораживал меня от правды посёлка и судьбы отца — так может, эта правда и не нужна? Лучше забыть её и двигаться дальше, потому что с ней тяжело? А как же будущее, которое без прошлого невозможно? Смотря, как в могилу уносят правду о прошлом, чужие или свои грехи, будущие поколения будут считать это нормой. Что животная редкость, радиация, царящая вокруг смерть и мёртвая природа — это нормально. Нормально опускать руки и не двигаться дальше. Нормально — убивать человеческое внутри. Убивать всеобщую ил чужую цель ради собственной.
ЭПИЛОГ
Мужчина у братской могилы держал в руке что-то, сыгравшее отблеском с уходящими лучами солнца. Серебряная пустышка, осколок прошлого. Такой же осколок, как и его раны, скрытые свитером. Как страх и ненависть пред лежавшими в земле под ногами. Как обида пред ними, как сделанное, что не воротишь вспять.
— Многое не прощают. — Тихо прогудела морда, наблюдавшая за мужчиной поодаль. — Но ты смог.
Под жёсткими берцами лязгнул пустой револьвер.
— Или нет? — На придумывал себе зелёный слоник, так и не изменившись. Он совсем не заметил, что его напарник ещё после обнаружения огарков выкинул свой последний патрон. Туда, где вместе с ним зарыли мысль о потере контроля и совершении раковой ошибки. Об убийстве не то чтобы председателя иль своего ненавистного товарища, а… себя.
Мужчина взглянул на закат. На падение вальсирующих узоров цвета гошенита.
— Снег — Спокойно произнёс мужчина. — Успеть бы возвратиться…
