Марк Ходдер - Загадочное дело Джека-Попрыгунчика

— Потом ты приходишь в себя и обнаруживаешь, что везешь пустую каталку и ничего не помнишь? — прервал ее Бёртон.

— Да.

— Понятно. Теперь закрой глаза и сосредоточься на дыхании.

Сестра Рагхавендра откинулась на диван. Голова опустилась на грудь.

— Садхви, — прошептал он. — Сейчас я буду считать от десяти до нуля. С каждым числом ты будешь просыпаться. Когда я дойду до нуля, ты полностью придешь в сознание, снова будешь веселой и активной, и твоя память сохранит все. Больше ты не будешь бояться, потому что все кончилось и все хорошо. Десять. Девять. Восемь. Семь…

Он досчитал до нуля, ее веки затрепетали и поднялись, зрачки сузились, она посмотрела на него, зажала руками рот и крикнула:

— Боже! Неужели это было на самом деле?

— Да, Садхви. Под воздействием шока ты загнала вглубь свои воспоминания, но мы сумели вытащить их на поверхность.

— Эти собакоподобные твари такие мерзкие!

— Я думаю, это дело рук евгеников.

— Нет! Они не могли сотворить такое с людьми!

— Может, они работали не с людьми, а что-то сделали с собаками. Или с волками.

— Да, — прошептала она. — Они похожи на волков.

— Но зачем им Спик? Вот чего я не пойму, — задумался Бёртон. Потом встал. — Ладно, спасибо вам, сестра Рагхавендра. Вы очень помогли мне.

Она встала, шагнула к нему и положила руки ему на грудь.

— Я еще хотела вас предупредить. Этот человек, альбинос — он… само зло. Я чувствую это. Вы будете очень осторожны, да?

Бёртон ничего не мог поделать с собой; его руки обхватили ее тонкую талию, и он прижал девушку к себе, глядя в ее бездонные глаза.

— Ой! — выдохнула она, но это был не протест.

— Я буду очень осторожен, — прошептал он. — И, если я раскрою тайну, можно я вернусь и расскажу тебе об этом?

— Да, капитан Бёртон.

Был полдень, но неподвижный смог, окутавший столицу, украл у города свет. Лондон пытался сопротивляться, зажег газовые лампы и открыл окна, но туман подавлял свет ламп, превращая его в желто-оранжевые грязноватые пятна. А между ними сновала бесконечная болезненная тьма, которая, словно голодный хищник, пожирала все без разбора.

— Это вы, босс? — раздался грубый голос откуда-то сверху.

— Да, мистер Пеннифорс. Вы еще дышите?

— Ну. Спасибо моей старой трубке. Только дым Латакии может проветрить эти дырявые меха. Сейчас я зажгу эти чертовы фонари и будет ништяк. Да, зовите меня Монти.

Бёртон забрался в экипаж.

— Меха? — переспросил он. — По-моему, твои легкие — это пара турбин, если они справляются и со смогом, и с Латакией. Слушай, Монти, можешь отвезти меня в Скотланд-Ярд?

— Сию секунду, сэр.

Пока Бёртон усаживался, Пеннифорс спустился со своего «ящика», чиркнул спичкой и зажег фонари перед паролошадью, а также позади кабины. Потом забрался обратно, обмотал шарфом нижнюю половину лица, поправил очки, натянул потуже шляпу и взялся за рычаги.

Машина закашлялась, зашипела и выбросила струю пара в наполненную дымом атмосферу. Пошатываясь, она отъехала от обочины, таща за собой кэб.

— Как будто, на хрен, отваливаем в преисподнюю, — прошептал Пеннифорс.

Он аккуратно вывел машину из Монингтон-Кресента, и только они выехали на Хэмпстед-роуд, как откуда-то издали раздался громкий треск и звон разбитого стекла.

— Смотри, черт побери! — закричал он. — Какой-то лихач врезался в окно магазина! Куда несутся сломя голову в такую долбаную погоду?!

К тому времени, когда кэб добрался до Тоттенхэм-Корт-роуд, пошел черный снег: в верхних слоях смога копоть и угольный дым соединились с частицами льда, и все это устремилось на землю в виде противных черных хлопьев. Отвратительно.

Пеннифорс вел машину, доверившись больше инстинкту, чем зрению, и, конечно, город он действительно знал потрясающе. Но, тем не менее, несколько раз он сворачивал не туда.

Вдруг внутри паролошади что-то булькнуло и затрещало.

— Только не начинай жаловаться! — посоветовал ей кэбби. — У тебя ж внутри все кипит! Правда, здесь так холодно, что может заморозить даже такую горячую хреновину, как ты!

Устройство засвистело.

— Ага, тебе чего-то не по душе, старушка?

Вновь шипение и бурчание.

— Подумай своей чумазой головой, куда ты прешься, и перестань скулить!

Грохот и лязг по булыжной мостовой.

— Пшла, родимая! Задирай колеса повыше!

Экипаж пропыхтел через Лейсестер-сквер, свернул на Чаринг-Кросс-роуд, проехал мимо антикварных книжных магазинов, старинные фолианты в витринах которых запылились и закоптились до черноты, и выехал на Трафальгар-сквер, где Монти пришлось обогнуть перевернувшийся фургон с фруктами и мертвую лошадь, которая рухнула на мостовую вместе с упряжью. Колеса кэба давили яблоки, растирая их о булыжники; от падающей сверху сажи яблочное месиво прямо на глазах становилось черным.

Кэб миновал Уайтхолл, повернул налево в Большой Скотланд-Ярд и долго ехал, пока наконец не остановился прямо перед мрачным зданием штаб-квартиры полиции, которое едва вырисовывалось в дымной темноте.

— Прибыли, босс! — крикнул кэбби, стукнув по крыше.

Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон сошел и протянул водителю деньги.

— Давай, Монти, выпей эля и съешь кусок пирога. Ты заслужил. Если вернешься через час, у меня будет еще рейс для тебя.

— Босс, да вы сама щедрость! Положитесь на меня. Буду тут, не успеете моргнуть.

— Вот и молодец!

Бёртон вошел в Скотланд-Ярд. Слуга взял у него пальто, шляпу и трость и стряхнул с них сажу на грязный пол.

Бёртон подошел к конторке. На ней стояла табличка: «Дж. Д. Пеппервик, клерк». Он обратился к мужчине, который, видимо, и был этим самым клерком:

— Нельзя ли увидеть инспектора Траунса? Я бы хотел поговорить с ним.

— Ваш имя, сэр?

— Сэр Ричард Фрэнсис Бёртон.

Тощий очкастый клерк с красным носом и клочковатой бородкой удивленно посмотрел на него.

— Вы тот самый исследователь?

— Тот самый.

— Вы хотите поговорить с инспектором о вчерашней стрельбе?

— Возможно. Взгляните сюда.

Бёртон протянул ему документ. Клерк развернул, увидел подпись и внимательно прочитал текст, разглядывая каждое слово.

— Ну, что я говорил! — воскликнул он, закончив. — Вы очень важная персона!

— И… — медленно произнес Бёртон, многозначительно приподнимая брови.

Клерк понял намек.

— Да-да, я сейчас вызову Траунса — немедленно!

Он отдал честь и повернулся к устройству, висевшему на стене за его спиной. Это была большая медная панель, разделенная на ряды маленьких шестиугольных сегментов; Бёртону она напомнила соты. В каждый отсек была аккуратно впаяна круглая куполообразная крышка, увенчанная цилиндрической рукояткой. На каждой крышке выгравировано имя.