Давид Константиновский - Ошибка создателя

Берто был моей последней надеждой… Как он восхищался картиной неба над нашим гигантским куполом!

Определенно тонкая натура. Ну, вот и он уходит…

У меня разболелась голова. Я снова достал коробочку, отыскал еще таблетку — на этот раз от головной боли — и запил ее соком, доктор рекомендовал мне натуральные соки.

Но какой смысл сидеть и без конца вглядываться в телеграмму?

Нужно действовать. Мне оставалось только одно — последовать совету Армана, совету, который содержался в телеграмме: вылететь домой с первой же ракетой, чтобы уговорить Берто забрать свое заявление.

Я пошел к Юркову.

Утро еще только начиналось — и сплошные отрицательные эмоции!

Ведь я, собственно, прилетел из-за Юркова. На радостях, что мне удалось заполучить к себе на работу этого самого Берто, я воспользовался первым же предлогом ради возможности повидать Юркова. Мы жили с ним в одной каюте (он спал на верхней кровати, я — на нижней), когда двадцатилетними юнцами работали в студенческом интернациональном строительном отряде на обратной стороне (Море Москвы, Залив Астронавтов).

Можете себе представить, как много значила для меня эта встреча.

Юрков у себя на Станции применял наши машины.

Роботы — единственное промышленное изделие моей лаборатории.

Я придерживаюсь традиционной точки зрения: исследовательская лаборатория — это одно, а предприятие — совсем другое. Однако на деле мне, конечно, приходится следовать честолюбивым замыслам Высокого Начальства. И вот — мало того, что мы делаем этих роботов; мы наладили изготовление новой, усовершенствованной модели, предназначенной, в частности, для проведения некоторых статистических расчетов.

Предлог, которым я воспользовался, поистине следует назвать всего лишь предлогом. Не только можно, но и нужно было послать Армана либо Клер, а не летать самому, если придерживаться обычных правил. Дело в том, что небольшую партию роботов мы поставили Юркову года два назад. А теперь ему предстояло решать новые задачи, на которые старые роботы не были рассчитаны. Для таких задач прекрасно подходила новая модель. Но Юрков, — уж я его знаю! — чтобы не тратиться на новые машины, попросил сделать соответствующую приставку к старым своим роботам.

Это не принято — подобные решения могут, в конце концов, разрушить рынок моей лаборатории, — но ведь просил Юрков!

Однако мне предстояло его огорчить.

Итак, я пошел в лабораторный отсек.

Я сообщил Юркову, что успел разобраться в его задачах и понял: делать какую-либо приставку к старым роботам бесполезно.

Придется покупать новую модель.

Однако ведь Юрков — не предприниматель, платить ему не из своего кармана, так в чем же дело?

— Опять мне валюту на ветер пускать!

— Что значит — на ветер? Мы подготовили новое изделие. Рынок не вынуждает, рынок только предлагает, — мягко объяснил я.

— И как скоро вы их поставите нам?

— Бывшим соседям по каюте доставка производится в течение семи часов с момента получения телеграммы-заказа.

— Надбавка за скорость?

— Три процента.

— Ты, Фревиль, акула мирового империализма.

(К этому выражению Юрков приучал меня еще в отряде, когда, свесившись со своей верхней кровати, читал мне лекцию по политэкономии, — так, как он ее себе представляет).

Я объяснил: мое влияние на цены равно нулю. Меня, признаться, больше огорчало то, что наша встреча оказалась слишком непродолжительной. Я принялся рассказывать Юркову странную историю с Берто.

— Э, старик! — перебил он меня. — В твоей конторе вечно что-нибудь случается!

Я готов был обидеться. Почему бы Юркову не дослушать меня до конца?

— Еще увидимся, не горюй! — успокаивал он меня.

Я сообщил ему, что у нас опять урезали командировочные расходы.

— Ладно, я сам к тебе приеду!

Это нельзя считать обещанием, однако можно было принять как изъявление доброты и дружбы…

Из космопорта я позвонил Юркову.

Расхаживая по салону в ожидании рейса, я, приняв уже предполетную таблетку и полностью переключившись на новые заботы, нашел вдруг в разложенных кругом номерах иллюстрированного журнала «Дымок» очерк о лаборатории Юркова! Обиды моей как не бывало.

Гордый за Юркова, я тотчас позвонил ему.

На мои поздравления он ответил бурчаньем…

В Отделе я встретил Клер и опрометчиво счел это добрым предзнаменованием.

Клер не только красавица (по моему убеждению); она умница.

Я, видите ли… Словом, временами я уже готов был рассказать ей о том, что я чувствую, когда вижу ее или думаю о ней, — но как бы я нашел смелость объясниться… О, мои страхи! А кроме боязни уронить себя в ее глазах, кроме боязни получить обидный отказ, были — признаюсь — еще и опасения, базировавшиеся на разнице в нашем положении (да и возрасте). И потом я попросту могу себя скомпрометировать. Нет, нет, лучше воздержаться…

Меня ждали неприятности.

Едва лишь я вошел в кабинет — звонок Высокого Начальства.

Замечание по поводу того, что до сих пор лаборатория не сдала план работ по теоретическим проблемам роботехники.

Однако Арман давно должен был сдать нашу заявку! В чем дело?

Армана не оказалось на месте.

Тогда (мне уж очень не терпелось) я набрал номер секретарши Высокого Начальства. Она всегда все знает!

Но тут же раздумал и решил — как бы невзначай — зайти к ней.

— Лучше займитесь трудовой дисциплиной! — ответила она. — Ваши сотрудники по два дня подряд не являются на работу.

Это известие заинтересовало меня. Но как же с планом публикаций? К сожалению, секретарша была не в духе. Все же мне удалось выяснить: сначала Арман принес одну заявку, потом заменил ее на другую, потом забрал и ту… Почему? Оказывается, секретаршу тоже это заинтересовало, и она выяснила, что в первой заявке было семь работ, а во второй — на одну меньше. Потрясающая неразбериха. Я прекрасно помню, что подписывал только шесть работ!

Разве не так? Мои выпытывания имели самый плачевный результат из всех возможных: эта девица пустилась кокетничать!

Затем я принимал Берто, подписывал его бумаги; уговаривать бесполезно: у него все твердо решено. Он уклонялся в разговоре от каких бы то ни было внятных объяснений и избегал смотреть мне в глаза… Как и два его предшественника. Я был вне себя.

Разрядился я, устроив грандиозный скандал Арману (он, разумеется, пришел ко мне, держа в руках тетрадку для черновиков, дабы показать, что он тут трудится в поте лица, пока шефа нет; он всегда вел свои черновики в тонких тетрадях в клетку). Арман явно скрывал что-то насчет седьмой работы.