Александр Сивинских - Гончий бес

То есть с этой стороны всё чисто.

Далее. Объект штурма. Та самая стена из красного кирпича. Глухая, без окон и две-рей. Для человека, у которого под рукой нет полкилограмма взрывчатки или хотя бы от-бойного молотка, она могла бы стать непреодолимым препятствием. Для человека, но не для меня. Потому что я, при абсолютной внешней и внутренней человекообразности, са-пиенс несколько другого вида. Монстр, мутант, шутка природы – называйте, как нравится. Жерар, когда злится, ругает меня короедом, перфоратором или проходимцем. Ну а мне нравится называть себя комбинатором. Потому что так оно и есть. Я – существо, обла-дающее способностью диффузной комбинаторики. Или транспозиции. То есть прохожде-ния сквозь преграды.

Например, такие, как эта стена.

Кирпич вообще один из моих любимейших материалов, сразу после дерева. Пробить его будет даже приятно. Опасность напороться на КД-контур ничтожна. К моему счастью, существование людей, способных просачиваться сквозь материальные тела, до сих пор считается фантастикой, притом низкосортной. Поэтому и контрдиффузными контурами (на жаргоне – КДК) оборудованы очень редкие помещения. Но если даже металлическая сетка, сквозь которую время от времени пропускается электроток, всё-таки вмонтирована в стену, я определю это одним пальцем, не бросаясь на проволоку голой грудью.

В общем, условия были самые подходящие. И всё-таки тревога меня не оставляла.

Размышления об её причинах были прерваны истошным взвизгом Жерара:

– А-а-а-а! Да! Да! Пеналь! Оле, Россия! Сейчас или никогда!

– Ты о чём? – удивленно спросил я.

Бес осёкся и похлопал лапкой по iPod-у:

– По радио только что передали. Пенальти в румынские ворота. Сейчас можно хоть взрывать эту стену, хоть бульдозером ломать. Охранник и ухом не поведёт. Поэтому – вперёд, комбинатор!

Последние слова он пролаял голосом, в котором не осталось ничего человеческого. Собачьего, между прочим, тоже. В утробном рычании смешался вой проглотившего се-ребряную пилюлю оборотня, хрип загарпуненного кашалота, лязг танковых гусениц и прочее в том же духе. Это был настоящий адский рык, напитанный инфразвуком. Рёв взбесившегося демона, приказывающего грешнику прыгать в котёл с кипящей смолой.

Он подстегнул меня сильнее плети.

Шагнув к зданию, я возложил ладони на светящуюся картинку. Кирпичи были хо-лодными и шершавыми. Мне потребовалась секунда, чтобы сконцентрироваться.

А потом я напрягся и погрузил руки в стену. По локоть. Неприятного пощипывания в пальцах, которое сигнализирует о работающем КДК, не ощущалось. Я коснулся прегра-ды обнаженной грудью, выдохнул, и наконец нырнул в стену целиком.

Чувство было примерно такое же, какое наступает, когда из жаркой парилки выска-киваешь на улицу и падаешь ничком в сугроб. Пробиваешь корочку наста, а под ней – глубокий крупитчатый снег. Удар, мгновенный температурный ожог, одновременно бо-лезненный и приятный, а затем уколы тысяч снежных кристалликов и растущее ощуще-ние напитанного силой и здоровьем тела, способного одолеть любое препятствие.

Я продвигался вперёд. Обоняние и слух не работали, зрение улавливало лишь иллю-зорное скольжение радужных пятен-амёб. Толщина кладки вряд ли составляла более по-луметра, но мне казалось, что путь одолевается приличный. Сопротивление, вначале зна-чительное, постепенно снижалось, и скоро я перестал ощущать его совсем. А через пяток секунд вышагнул внутрь помещения.

Это была обширная Г-образная комната с высокими потолками, не особенно плотно заполненная офисной мебелью. Сквозь жалюзи на окнах-бойницах виднелись грубоватые железные решетки. Вдоль стен стояли книжные шкафы, возле столов – чертёжные доски. В дальней части помещения на небольшом полукруглом возвышении, похожем на эстраду, находился стол со стареньким компьютером и печатно-копировальным комбайном «Xerox».

В первый момент после диффузии организм комбинатора столь податлив, что может принимать практически любую форму. Ограничением является недостаток фантазии да собственный вес, так что стать слоном или мышонком не получится. Если же с воображе-нием порядок, то стоит ясно представить, в кого хочешь превратиться – и пожалуйте! Можно обернуться хоть чудовищем, хоть ангелом, хоть неодушевлённым предметом. Я в порядке эксперимента бывал различными животными, включая вымерших и несущест-вующих; людьми – включая женщину и сиамских близнецов. А также креслом, ковром, столбом и мопедом.

Дольше всего я эксплуатировал образ вервольфа. Пока не получил в мягкое место заряд дроби-нулёвки. Уж не знаю, серебряной ли она была, однако обожгла – моё почте-ние!

Чаще всего я принимал образ симпатичного пони в приталенном пальто, с шёлковым кашне на шее и в брюках со стрелками. Быть девушкой мне совсем не понравилось. Мо-жет быть оттого, что Паулина Дезире раз за разом получалась рыжей, невообразимо вес-нушчатой толстухой с волосатыми ногами и микроскопической грудью. Нос у неё был картошкой, губы ниточкой, а глаза хоть и красивые – ярко-синие, опушенные шикарными ресницами, но близорукие до последней степени. Самое же ужасное заключалось в том, что мужская часть моего естества не желала мириться с женским обличьем и нагло выле-зала наружу, стоило расслабиться хотя бы на минуту. Это был настоящий кошмар в жен-ской бане! Кстати, вы когда-нибудь слышали, как гремит жестяная шайка с мыльной во-дой, обрушенная на голову? А две?

Впрочем, я отвлёкся.

На этот раз у меня не было нужды превращаться в коня, в оборотня, и даже в мото-циклет. Я стал кульманом. Чертёжной доской на подставке, оборудованной линейками и грузом-противовесом. Конечно, оставаться в этом уродском виде надолго я не собирался. Мне нужно было лишь проверить, сработает ли сигнализация. Видеокамер в помещении не было, но имелся объёмно-измерительный датчик. Если с него поступит сигнал охран-нику и тот явится с проверкой, то нарушителя не обнаружит. Вряд ли он заподозрит в злом умысле старенький чертёжный станок в углу. Дальше – просто. Сторож уйдёт, я про-верну дельце и ретируюсь.

Итак, я стал кульманом. Признаюсь, удовольствия в этом обнаружилось до неприли-чия мало. Нужно было постоянно держаться настороже, иначе форма терялась, контуры оплывали. Древесина чертёжной доски приобретала оттенок и фактуру здоровой челове-ческой кожи. На металлической подставке прорисовывались ногти и суставы. О глазах, появляющихся то там, то сям, и говорить нечего. Но я не роптал, а терпел, терпел и терпел. Если хотите знать, долготерпение – самый важный признак профессиональных разведчи-ков и частных детективов. Таких, как я.

Время шло, охранник не появлялся. Возможно, разгильдяй попросту отключил сиг-нализацию на время матча. Я на его месте так бы и поступил. Потому что стеречь в этой Главной Лаборатории Опытных Конструкций было решительно нечего. Даже те гипоте-тические документы, за которыми я сюда вломился, представляли невеликий интерес для всех, кроме моего шефа. Иначе трудно объяснить, почему владельцы хранили их не в на-дёжном банковском сейфе или у себя под подушкой, а где-то тут. В здании, где помимо ГЛОКа расположено ещё полдюжины различных фирмочек, где охранник хлебает пивко под футбольчик вместо того, чтоб без устали ходить дозором. Где, наконец, помещения имеют фанерные двери, запертые на замки «мечта домушника».