Медные нити - Анна Михайловна Семашкина
– Юрочка, но как же так? Я еще не все закончил.
Еще один душераздирающий вздох и он снял медное кольцо с пальца, и чуть помедлив, тихо протянул его мне. Наступила тишина. Я начал медленно наматывать проволоку. Каждый оборот приносил ему физическую боль, а за пять лет он размотал не мало.
– Юра… Юра, стой! – молил он.
Но я твердо знал, что останавливаться нельзя. Натяжение проволоки причиняет еще большую боль. Поэтому стиснув зубы, методично крутил катушку. Шестнадцать минут мы стояли друг против друга. Я – холодно-спокойный, не позволяющий эмоциям победить, и он – скорчившийся от боли, разъедающей изнутри. На последних сантиметрах медной нити мне пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть его деструкции.
– До свидания, извините. – язык прилип к небу, а губы от волнения стали ватными.
Кольцо стукнулось о катушку. Можно было открывать глаза. Рядом лежал мужчина. Его лицо закрывала газета, датированная завтрашним числом. Присев на корточки, я принялся читать заголовки. Осторожно приподняв за уголок первый лист, мне удалось разобрать заметку о человеке найденном мертвым на набережной города сегодня ночью. Автор статьи утверждал, что вскрытие еще не проводилось, но из достоверных источников стало известно, что это сердечный приступ, произошедший из-за стоявшей тридцатиградусной жары. После чего шли предупреждения и наставления о поведении у воды в летний период. Но ничего о том, что это был за человек, или как опечалены его родственники.
***
– Значит, сердце – с облегчением подумал Юрий. Ну и слава Богу. Страшнее всего было наматывать утопленников. Он встал, сложил катушку в рюкзак и зашагал дальше вдоль набережной. Но вскоре свернул и вновь запетлял улочками, направляясь прямиком в кремль.
Андреев радовался неожиданно приятному пункту встречи. Обычно руководство выбирало места на окраине. Незаметные, без большого скопления людей. Дабы не привлекать лишнего внимания. Хотя каждый шаг миссии скрупулезно продумывался. Анализировались все вероятные исходы. Взвешивались риски для исполнителей и для компании в целом. И с вероятностью девяносто процентов можно было сказать, что это самое безопасное и продуктивное место для встречи.
Оо остановился у подножья узенькой лестницы, чтобы уточнить детали встречи. Разбирая, аккуратный почерк Евгении Павловны, он утвердительно кивал, соглашаясь с инструкциями.
– Юрий Николаевич! Вы так быстро пришли. Я ожидал вас только через полчаса. Оракул намекнула, что вам предстоит неприятная встреча в первой половине дня. Наматывали?
– Аркадий Юлианович, здравствуйте! – Юрий радостно расплылся в улыбке. – Да, действительно. Утром было одно дельце. Но вы же знаете, что ко всему привыкаешь. Относишься уже как к неприятным издержкам профессии. А вы лучше посмотрите какое сегодня солнце, какое красивое место. Эта локация не для скорби. Пойдемте в точку передачи. Мне нужно спешить.
Они двинулись вверх по зигзагообразной лесенке, разрезающей сочный зеленый ковер летний травы, заботливо подстриженной работниками парка.
Несмотря на фактическую встречу, нужно было соблюсти все формальности. Поэтому следующие двадцать минут они просто гуляли, наслаждаясь старинными постройками, и беседуя на отвлеченные темы прописанные в положении 14.075 от 16.05.1994г. как “Дискуссии для заполнения временного промежутка”. Дивились четкости и лаконичности зданий, их простотой и величием. Ни Аркадий Юлианович, ни Андреев не были прежде в Нижнем Новгороде, поэтому походили на обычных туристов, внимательно рассматривающих все вокруг и боящихся пропустить что-то поистине важное.
Но время шло, и мужчины направились к Архангельскому собору. Расположившись слева от памятника основателям города, оба вновь принялись изучать содержимое своих тетрадей.
***
– Давеча решил, что все помню и поленился лишний раз прочесть, а там сноска образовалась. Ну и что вы думаете? Неисполнение неукоснительного пункта и списание привилегированной премии.
– Хорошее место, – я старался пропускать мимо все, что говорил Аркадий Юлианович. Просто наслаждаясь атмосферой кремля.
– Да уж. Помнится последний раз мы с вами в клубе встречались. “Лошадь…”, дай Бог памяти. Нет, не помню. “Лошадь какая-то”. Шумное место было, – поморщился Аркадий Юлианович.
– Я готов передать вам исполнителя. Ольга Матвеевна – великолепный журналист.
– Ох и долго я бился за нее, пришлось даже кое-кем пожертвовать. Сказали, что у меня уже укомплектован штат. Но она того стоит. Талант быть из народа, от народа, стать его рупором – это высший пилотаж. Сколько миссий вы прошли с ее помощью?
– Что простите? А! Четыре, и везде она показала себя как высококвалифицированный специалист. Самое удобное, что она не нуждается в зрительном контакте, поэтому вы можете высылать указания дистанционно. Благодаря чему я и могу передать ее вам. За все время сотрудничества мы ни разу не виделись.
– Чудеснейшая женщина! – продолжал восторгаться Аркадий Юлианович. – Ну давайте приступим уже к передаче.
Я достал катушку с медной проволокой, тетрадь в которую заносил все отчеты о сотрудничестве с Ольгой Матвеевной и протокол передачи. В свою очередь, Аркадий Юлианович достал печать и бланк приема.
Мы принялись заполнять документы, внося паспортные данные, перечисляя длинные номера миссий, склоняя в падежах имена. Все это было привычным и делалось почти на автомате. В конце Аркадий Юлианович смачно дыхнул на печать и шлепнул ею в четырех местах. Мы пожали руки, я отдал катушку. Передача закончилась.
Судьба женщины, которая долгое время была мне верным соратником, теперь была в руках этого странного человека. Мне оставалось только искренне надеяться, что он не сольет ее ради более ценного кадра.
Не желая продолжать назойливую беседу, я встал и, попрощавшись, пошел прочь. Аркадий Юлианович остался позади, он еще долго перебирал бумажки, сверял даты и сравнивал их с количеством смотанной проволоки.
***
“Немного тишины не помешает” – подумал Юрий и вставил беруши. Настроение постепенно портилось, а вместе с ним и погода. Подул ветер и на небе появились грязные клочья облаков. Гулять больше не хотелось. Но из доступного транспорта на третьем этапе одобренным оставалось только метро, весь остальной характеризовался руководством, как ненадежный или сомнительный. Андреев ненавидел метро. Как бы красиво не была оформлена станция, люди неизменно оставались печальными. А грустные, озабоченные лица нагоняли на него тоску. И тем не менее, именно сюда он спускался для анализа проделанной работы – эмоции толпы в метрополитене, как лакмусовая бумага отражали состояние
