Гильдия Чёрных Кинжалов (СИ) - Костылева Мария

— Прекрати меня так называть! И не надо лезть в мои дела с таким видом, будто ты понимаешь в них лучше меня!

— Но это не твоё дело, — отрезал Тантар прежде, чем я начала говорить, что он вообще ни в чём ничего не понимает, за что бы ни взялся. — И у тебя нет силы. А раз Зяблика убили, то он не доставил твоего письма, и разрешения на посещении Библиотечного Дворца у тебя тоже нет. Гильдия не одобрит того, что ты делаешь…

Я нахмурилась. Какая тварь пустынная дёрнула меня проговориться о своих планах при большом количестве развешенных ушей!

— У меня нет силы, потому что эта рыжая тварь выдернула у меня дело прямо из-под носа! — зашипела я. — Не удивлюсь, если это она убила Зяблика…

— Горна? Но зачем ей это? Думаешь… думаешь, это она Аргеллу?..

В голосе Тантара прозвучало разочарование. Ну ещё бы. Он ведь танцевал вчера с Горной. Красивая, кстати, получилась пара, насколько я помню. Впрочем, Тантар на выпускном балу вообще со всеми, кого приглашал, смотрелся на удивление хорошо. Кроме меня, потому что я не танцую. Даже на выпускном, даже «один разочек».

— Нет, — буркнула я. — Я пока ничего не думаю. Но есть несколько занятных фактов. Первый: Горна и Аргелла были лучшими на курсе и претендовали на одно и то же место в Гильдии.

— Но за это не…

— Второй, — отчеканила я, словно не слыша его, — вчера, после того, как с бала ушла Аргелла, Горна выбежала поговорить с каким-то мужчиной в холл. Мужчина был в чёрном плаще, в шляпе с широкими полями и вообще выглядел на редкость подозрительно. Он ушёл минут через десять, я — через двадцать после него. И… — я невольно сглотнула, — по пути я наткнулась на Аргеллу. А потом туда же пришла Горна.

Никогда этого не забуду, никогда. Жёсткие рюшки дурацкого, взятого напрокат платья, бьют по голым коленям. Город пуст и тих. Я иду босиком, неся в руках тяжёлые, как колодки, туфли, прохожу всего два поворота, к общежитию, и вижу сидящую на земле Аргеллу, прислонившуюся к каменной стене. Светлое платье в грязи и капли крови на нём — как рубины, нашитые на парчу…

— И опередила тебя, активировав кинжал возле тела, — понимающе протянул Тантар. — Что ж, всё может быть. По нашим правилам, на дело даётся два месяца, потом его нужно закрывать… Два месяца изображать бурную деятельность — раз плюнуть.

— Не фантазируй, — оборвала я его. — Когда начинаешь фантазировать, дело можно считать проваленным. Сам должен знать… Нет, Тантар. Мне плевать, что в Библиотечном Дворце меня не ждут — я всё равно поеду туда. История с Аргеллинным дипломом не даёт мне покоя… Но сначала поговорю с призраками.

— Всё-таки поговоришь? — Тантар снова занервничал. — Ты уверена, что…

— Я уверена.

— Мне пойти с тобой?

Я невольно фыркнула. Не предложить он не мог, конечно, потому что слишком правильный. Только я-то отлично знала, что Тантар очень не хочет переступать ту черту, которая разделяет мир людей и мир иных существ. Черту, которой для меня практически не существует — потому что я всегда чувствую, всегда помню той безымянной частью своей души, которая, как у нас считается, является частицей неба, видевшего и знающего всё…

А многие забыли. Или просто стараются не думать. Им удобно делать вид, будто наш остров всегда был просто островом, где сначала никто не жил, а потом появились люди и создали государство Гроус. Но я так не могу. В этом, наверное, и заключается мой дар — те его крохи, что не зависят от кинжала. Прошлое развеяно по улицам моего города, по другим городам, по горам и долам. Оно прячется и в лесу, под корнями деревьев, и в сточных канавах, и под самым древним булыжником мостовой. Особенно тяжело мне бывает пройти по полному легальных магических лавок Проспекту Свободных, почти страшно. Но иногда по-другому не получается, особенно если нужно дойти до тупика, где обретаются самые отчаявшиеся — но и самые памятливые — призраки. Они тоже, конечно, чуют дуновение ветра с той стороны. И слышат голоса древних существ — исчезнувших, но не ушедших. Сейчас их больше всего за Границей, за рекой Свен, которая трещиной расползлась по Острову, словно отрезав от него кусочек. То, что за этой рекой, называется Пустынным Берегом, хотя, на самом деле, берег вовсе не пуст; я это точно знаю, хоть и не подходила никогда к реке Свен. Ощущая изнанку нашего города, я иногда ощущаю запах перепрелой листвы, или иглицы, или сладковато-смолистого дурмана, который бывает в сосняках, высушенных солнцем. Я всегда помню, что эти сущности, изгнанные триста лет назад королём Костермусом, до сих пор рядом, что они часто слетаются к нашим огням, а однажды вернутся все и навсегда. Это страшно, но лучше признать опасность, чем делать вид, что её нет. По сравнению с ними призраки — ничто. Но некоторые всё же боятся призраков и ставят ловушки, или просто стараются держаться подальше, как от прокажённых — взять того же Тантара…

— Не нужно со мной идти. Я сама.

— Хорошо, — облегчённо вздохнул Тантар, — я тогда тебя тут подожду.

Ждать он тоже не очень хочет. Возможно, бежит к Эризе, с которой танцевал вчера дольше всех. У Эризы живые зелёные глаза, волосы чёрные, как и у меня, только длиннее, ниже плеч, и не торчат во все стороны.

— Не жди, я, может, пойду другой дорогой.

— Но темно, поздно. Вдруг с тобой что-то случится?

— Со мной ничего не случится. Город всегда на моей стороне. Иди.

Я знала, что он не будет настаивать. Так и случилось: Тантар пожал плечами и ушёл. Я же углубилась в проулок, к заброшенным одноэтажным домам, из которых сделали склады. Света здесь не было, и мои глаза с трудом различили очертания крыш, заколоченных окон и трёх мусорных баков.

— Гелптом, — позвала я осторожно, и вязкие, как чернила, сумерки, тут же впитали мой голос, почти не оставив эха.

Но Гелптому и этого было достаточно. Подозреваю, он услышал бы, даже если бы я произнесла его имя шёпотом.

Мой призрачный друг просочился сквозь щёлочку в заколоченном окне, на миг замер в воздухе холодным белым облаком и, наконец, явил мне своё лицо. У него имелись глаза — большие и чёрные, без зрачков, — аристократически тонкий нос, очертания губ. Нельзя сказать, что Гелптом весь был облаком, дымкой. Что-то было скрыто под этой завесой — тёмное и живое вещество, придававшее призраку форму.

Как и прочие призраки, Гелптом почти ничего о своей прошлой жизни в памяти не сохранил. Смутные инстинкты, отголоски чувств и ощущений — всё, что ему осталось. Например, он приходил в волнение, когда где-то поблизости звенел металл; Гелптом прилетал на этот звук и слушал, хмуря дымный лоб, словно силился вспомнить что-то. Ещё я знаю, что его порой неодолимо тянуло на реку Свен, хоть он и не говорил об этом. А однажды, стоило мне обмолвится об истории Стержня, его всего затрясло. Спросив, в чём дело, я получила, туманный ответ: «Страшно… Дрожит, дрожит мир… и будто вот-вот в пропасть упадёт… и никуда не денешься…». Помню, это тогда очень удивило меня. Ведь всем известно, что Стержень стоит здесь испокон веков, а Гелптом не может быть настолько стар — очертания его одежд и слова, которые он использует в речи, говорят о том, что он жил не раньше, чем три века назад. Но мало ли… Иногда непостижимое нужно оставлять непостижимым, я почти смирилась с этим за последние годы.

— Мне жаль, Эстина.

В шелестящих голосах призраков эмоции трудно различимы. Но я услышала — если не само сочувствие, то намёк на него — и горло предательски сжалось. За эти два дня я ни разу не плакала, но почему-то именно сейчас, когда нужно было говорить о деле, осознание случившегося накатило, накрыло с головой…

Я шмыгнула носом и поспешно вытерла рукавом выступившие слёзы.

— Так и думала, что ты знаешь. Кто-то из ваших что-то видел?

— Видели только когда уже всё случилось… Убийцу — нет. Кто из наших точно был там, я не знаю, до меня дошли только слухи о произошедшем…

Я досадливо скрипнула зубами.

— Могу попробовать выяснить, — не сразу произнёс Гелптом.

— Если сможешь, это было бы замечательно. А если бы мне ещё удалось поговорить со свидетелями…