Максим Дегтярев - Карлики

Построенная диаграмма даже на абстрактную живопись не тянула, но придумать к ней подпись мне ничего не мешало, и я назвал ее «Гомоидологическое древо».

Шеф полагал, что следует привлечь специалистов, — может, они смогут понять то, что наговорил мне Франкенберг. В сущности, сказал Франкенберг не так уж много. И упомянул всего лишь два имени: Лефевр и Адам Кадмон. Очевидно, первый жил позже второго, поэтому следует начать с Лефевра. Франкенберг сказал, что Лефевр положил начало какой-то теории, которую сам он то ли опроверг, то ли, наоборот, использовал.

Я вновь обратился за помощью к Накопителю Фаона. Подумав несколько секунд, компьютер высыпал мне список из сотни-другой локусов. Фамилия «Лефевр» оказалась довольно-таки распространенной — как Смит или Кузнецов — значение, во всяком случае, похожее. Я добавил к трафарету слово «гномы», но взамен ничего не получил. Стало быть, о гномах он ничего не писал. Что ж, это к лучшему — есть вероятность, что он писал о чем то более важном. Я стал подключать к поиску другие слова, имеющие отношения к антропологии и биологии. В том числе и те, что произносил Франкенберг. Относительная удача меня постигла, когда я добавил к Лефевру «рефлексию». Удача состояла в том, что в конце двадцатого земного века жил ученый с такой фамилией и занимался он построением моделей, симулирующих эту самую рефлексию. Относительность же удачи заключалась в том, что имя упоминалось в статье, принадлежавшей вовсе не Лефевру, а кому-то из его критиков. Критик жил двумя столетиями позже Лефевра — в двадцать втором веке. Ничего более позднего, я не нашел. Когда один ученый ссылается на другого, жившего много раньше него, очень трудно восстановить, что же происходило в науке, когда один уже умер, а другой еще не родился. Пока я искал только на нашем Накопителе, поэтому данных было немного, но поступали они быстро. Мелькнула еще одна ссылка. Тот же В. Лефевр, та же «рефлексия», но дальше меня отсылали в архив, а находился он, судя по адресу, где-то на Земле. Искать там несколько дольше. Послав запрос и для ближайших планетных Накопителей и для Земных, я принялся обдумывать текущие дела.

Не позднее, чем завтра утром, нужно представит Шефу план действий, иначе за его «ну-ну» могли последовать оргвыводы, вплоть до отстранения от задания. И это было бы грустно. Но погрустить прямо сейчас мне не дали — Шеф вышел на связь:

— Значит так, завтра похороны Перка, пойдешь туда, там наверняка будут его коллеги, постарайся познакомиться с ними поближе, но не так, чтобы знакомство закончилось, как с Перком. Насчет семьи, тоже, не забудь. Все ясно? — произнес он скороговоркой.

— Абсолютно! — резво ответил я и спросил: — Вы не против, если я скажу пару слов о…

— Валяй.

— Во-первых, по поводу того, где искать лабораторию Франкенберга…

— Уже ищут.

— А где?

— В башне, вернее, в том, что от нее осталось.

— Это правильно, но есть еще вариант — Южный Мыс. Там что-то произошло — пожар на биохимическом заводе или вроде того — об этом говорили в новостях. Южный Мыс находится довольно близко от…

— Географию я знаю, но почему…, то есть, в чем тут связь? — опять прервал меня Шеф.

Я поспешил выплеснуть на него все свои домыслы:

— В таком случае, вам, безусловно известно, что биохимические заводы, вернее их наиболее опасная часть, расположена в местных пещерах. Преступники уничтожают всех и все подряд, может и пожар — их рук дело. Там удобное место для лаборатории — сравнительно безлюдно, близко от Укена, все коммуникации имеются — там ведь завод. Плюс — карта Франкенберга. И главное: ведь сказано, что гномы живут в пещерах!

— Стоп, стоп. Так это Франкенберг тебе сказал, что он держит своих созданий в пещере? Почему в отчете об этом ничего не сказано?

— Да нет, я про настоящих гномов. Они живут, или жили, в пещерах. Для убедительности, могу показать ссылки, — и тут до меня доходит, какой бред я несу. Шеф помолчал секунд пятнадцать, видимо, решая, кто из нас двоих чего-то не понимает, потом неуверенно выдал:

— Ладно, проверим пещеры. Ты сказал — две идеи, — напомнил он. Я-то думал, ему так понравится первая, что о второй он и не спросит.

— Вы говорили, что дадите экспертам прослушать ту запись, где я пересказываю беседу с Франкенбергом. Они что-нибудь говорят?

— Заметь, это вопрос, а не идея… Запись я пока никому не давал.

— Это хорошо. Я, тут, между делом, поискал, и нашел нечто занятное. Вернее, думаю, что нашел. То есть, нет — я точно нашел, но занятно это или нет — решайте сами. Франкенберг говорил мне о неком Лефевре и о его теории рефлексирующего разума. Я принял слова Франкенберга всерьез и поискал этого самого Левефра.

— Ну и …

— Нашел. Правда, жил он довольно давно, в двадцатом — двадцать первом веке — на Земле, разумеется.

— С таким же успехом Франкенберг мог упомянуть Франкенштейна — такой тип и в самом деле жил когда-то на Земле — так же, как твои гномы.

Шеф любил блеснуть эрудицией не меньше, чем Берх.

— Нет, это абсолютно разные вещи, — возразил я, ни сном ни духом, не ведая, кем таким был Франкенштейн. Но ведь Шеф поступил ничуть не лучше: взялся судить о Лефевре, ничего о нем не зная. — Я отправил запрос о Лефевре на все подряд накопители и когда придет ответ, думаю, тут будет с чем повозиться.

Я так и выразился — «повозиться» — поскольку, что именно мне с ним делать, пока не знал.

— Ну делай, как знаешь, — Шеф отнесся к моему плану безо всякого энтузиазма, — это и была твоя вторая идея?

— Она самая, — с достоинством сказал я.

— Ладно, о результатах доложишь. Завтра — на похороны — в центральный крематорий, с утра. Оденься поприличнее. До встречи.

«Оденься поприличнее» — его дежурная шутка. Мне же было не до шуток. На похоронах могла появиться полиция, встречи с которой мне теперь строго противопоказаны.

Перед сном я почитал книжку про того типа, что Шеф упомянул в разговоре — про Франкенштейна. Оказалось, что они с профессором не только почти однофамильцы, но и занимались чуть ли не одним и тем же, только первый — в начале девятнадцатого земного века. И кончили они одинаково плохо. Была еще одна деталь, общая для них обоих, но в тот момент я не мог обратить на нее внимание.

3

«Здание центрального крематория является старейшим в Фаон-Полисе» — написано в туристическом путеводителе. Наверное, так оно и есть: когда осваивались новые планеты, переселенцы первым делом заботились о том, чтобы органические отходы и прочие продукты жизнедеятельности (к которым, как это не печально, следует отнести и тела умерших людей) не засорили новый неизведанный мир и не привели бы к экологической катастрофе. Поэтому приходилось строить специальные перерабатывающие заводы — в просторечии — крематории.