Марк Вернхэм - Мертвые не молчат

МАРТИН МАРТИН: Ты, гребаный убийца! Убийца!

ДЭВЛИН УИЛЬЯМС: Мартин, заткнись, бога ради!

МАРТИН МАРТИН: Убийца! Убийца! Убил меня гребаной лопатой! Когда я отвернулся!

ДЭВЛИН УИЛЬЯМС: Как он это делает? Кто-нибудь, остановите кровотечение. Откуда берется вся эта кровь? О, боже мой. Твою мать! Почему бы ему не заткнуться?

КОНЕЦ ВЫДЕРЖКИ.

Я вкладываю страницы в конверт и откидываю голову на спинку кресла. «Колокольчики» уже начали действовать, и я чувствую себя так, будто меня накрыло мягким одеялом. Это одеяло окружает меня со всех сторон и поддерживает голову, ноги, руки и все остальное. Я закрываю глаза, меня уносит неторопливым течением, а в голове появляются образы этого Мартина Мартина, катающегося по полу. Он весь в блевотине и крови, а Дэвлин Уильямс поскальзывается на ней и кричит «Ах!» и «О нет!» и с ума сходит от волнения и паники.

Он вдруг умолкает, и эти образы исчезают из моей головы. Но мне хочется знать, что произошло потом, с чего все началось и как все это кончится. Например, умер ли Мартин Мартин там на полу, забрызгав всех зрителей и все сиденья своей кровью? Кричат ли люди в студии что-то типа «Ой, ой! Я весь в крови! Фу!»? И что случилось с тем мужиком по фамилии Джексон? Рассвирепел ли он из-за того, что его обвинили в убийстве, обвинили в том, что когда-то он кому-то проломил голову лопатой? Обвинили ли во всем Дэвлина Уильямса и выкинули ли его из студии? И какая связь между всем этим, Регом и его маленькой бандой? Почему они так интересуются этим Мартином Мартином? И кто подложил коричневый конверт под мою дверь? Я пытаюсь как-то связать все эти факты, но у меня такое ощущение, что они соединяются лишь тонкими нитями паутины, которые постоянно рвутся, будто от легких дуновений ветерка.

Из-за этой попытки свести концы с концами меня бросает в сон. Я начинаю дремать и чувствую, как мое тело будто парализовало, рот открывается — там совершенно сухо, хочется отлить, но я ничего не могу с собой поделать. Я застрял в кресле, вроде сплю и не сплю, а существую как-то между сном и бодрствованием. И своим наполовину «включенным», наполовину «выключенным» мозгом я думаю и решаю, что теперь у меня есть о чем говорить с Броком. Я могу пойти и встретиться с ним и похвастать добытой информацией и стать, на хрен, самым крутым шпионом.

А изо рта у меня текут слюни.

Глава 9

Я прихожу в департамент на встречу с Броком, голова у меня тяжелая от «колокольчиков» и слюнявого сна, больше похожего на паралич. Спать посредине дня — хуже некуда, особенно если тебе еще снятся, причем с высоким разрешением, какие-то навеянные «колокольчиками» дурацкие сны о Мартине Мартине, его блевотине, криках и заляпанной кровью студии.

Меня не было в департаменте всего несколько дней, но когда я туда вошел, чтобы подняться в крутой кабинет Брока на сорок пятом этаже, мне показалось, что все там выглядит по-другому. Я, так сказать, выпал из потока, не был в курсе последних новостей, поэтому чувствовал себя неважно, направляясь к лифту по стеклянной плитке, как я это делал миллион раз. Раньше я все делал на автомате. Я знал, куда иду, и знал, чем буду заниматься, когда туда приду. Теперь же, хотя это то же самое здание, я делаю в нем совершенно другие вещи. Я здесь для чего-то совершенно другого, чего-то намного более важного и вроде как офигенно серьезного. Например, раньше, когда мы с Федором приходили на работу — он поднимался в свой Международный департамент на двадцать третьем этаже, а я в свой Департамент общественных исследований на пятнадцатом, — когда мы проходили мимо портрета премьер-министра, того знаменитого портрета, который висит во всех правительственных учреждениях, того самого, где он выполняет на своем скейтборде этот просто охренительный прыжок, который еще называется «олли», мы с Федором обычно кричали ему «Осторожнее, приятель!». В общем, мы вроде как над этим подшучивали, вроде как посмеивались над премьер-министром и всеми этим государственными делами, будто они не стоили того, чтобы к ним относиться всерьез. Но на этот раз, когда я шел на встречу с Броком, собираясь сообщить ему секретные сведения (собственно, я послан на очень серьезное задание Мыскиным, который, наверное, дружит с самим премьер-министром, как я дружу с Федором), то вдруг мне все показалось самым настоящим, что ли. Поэтому когда я увидел этот портрет, то вместо своего обычного «Осторожнее, приятель!» я просто посмотрел на него, приподняв брови. Будто хотел сказать: «Да, теперь я работаю вместе с тобой, премьер-министр. Единство и Успех».

Кроме того, выходя из дома, я принял огромную дозу «бориса», чтобы стряхнуть с себя влияние «колокольчиков». Может быть, этим и объясняется мое совершенно иное отношение ко всему. Но дело не только в этом. У меня было такое ощущение, что я просто рожден стать шпионом/защитником. Это вроде как моя судьба. И чувствовал я себя таким совершенно невероятно крутым.

Я вошел в лифт и произнес «сорок пять». Поднимаясь наверх, я слушал музыку и смотрел на себя в зеркало. У меня было очень странное ощущение. Вот я стою здесь, в красивом лифте, в своем отличном костюме, и я только что прошел мимо ряда секретарей в их аккуратной форме с их огромными мониторами и микрофонами у рта; все так чисто и высокоорганизованно… И тут вдруг появляюсь я, лишь позавчера шпионивший в таком месте, где ничего этого не увидишь, где нет тротуаров с подсветкой, или огромных экранов, или красивых квартир с самоочищающимися «дерма-душами». Там, где живет Рег, все беспорядочно. Это как первобытная земля, где люди еще не прошли эволюцию и по-прежнему волосатые. Но было там что-то такое, после чего все эти вещи, которые раньше казались мне совершенно нормальными, например здание Департамента общественных исследований, больше не казались мне такими уж нормальными. Это совершенно точно. Странное ощущение, блин. Может быть, все из-за «колокольчиков» и «бориса».

На сорок пятом этаже двери лифта опять стали прозрачными, и я вышел в зал, где был лишь несколько дней назад, тогда еще незначительный зеленый сотрудник, только что окончивший Центр обучения номер 16, только что отпраздновавший свою первую зарплату и только что встретивший Рега на обычном скучном опросе в ФГ. Тогда я страшно нервничал из-за того, что Брок вызвал меня к себе, и думал, что влип или что-то натворил.

Но теперь все по-другому. Я участвую в специальном проекте. Я встречался с Мыскиным, и именно он назначил меня на эту работу, и я уже ею занимался.

Именно так, занимался.

И даже рисковал.

Я мог погибнуть, но я ее сделал. Я сделал это ради департамента, ради Брока, Мыскина, ради премьер-министра, ради страны. Я сделал ее ради Единства и Успеха. В общем, просто охренеть!