Анна Орлова - Записки адвоката. Драконье право

Тут следует заметить, что заявить ходатайство о допросе — это предел полномочий защитника. Никаких расследований мы не проводим, так как не имеем соответствующих прав и возможностей. Именно поэтому фильмы и книги о юристах вызывают искреннее умиление. Для реального адвоката смешно и нелепо наблюдать, как умный и талантливый герой увлеченно играет в сыщика, допрашивая свидетелей и собирая доказательства. Практика не подразумевает такого экшена! Исключительно общение с клиентами, изучение бумаг, всякие ходатайства и прочие писульки. Естественно, со свидетелями я тоже общаюсь, но ни о каком расследовании не может идти речи, можно лишь обратить внимание следователя или суда на некие нестыковки, попросить кого-нибудь допросить или истребовать нужные письменные доказательства.

Впрочем, сценаристов тоже можно понять: что интересного в банальной адвокатской практике? Описание нелепых и поучительных моментов жизни годится исключительно для жизненно-философских поучений и анекдотов.

Только лучше бы клиенты поменьше смотрели всевозможные детективы, а то потом не знаешь, что ответить на нелепые претензии типа «почему нет клятвы на Священной Книге»? Потому что нет и никогда не было! Но почему-то верят дурацким фильмам, а не мне…

Правда, господин Ямов оказался приятным исключением: всецело мне доверился и не пытался что-нибудь эдакое учудить. Если бы все клиенты так себя вели, то работать было бы значительно проще!

Мы быстро обговорили все вероятные нюансы предстоящего заседания и расстались, вполне довольные друг другом…

Второе заседание было назначено ровно через неделю.

Единственным достойным упоминания событием за это время стал веселый девичник с моей лучшей подругой, Инной, которая собралась замуж. Глядя на ее сияющее лицо, я тихо вздыхала. Следовать ее примеру не слишком хотелось, но переполняющее ее счастье вызывало какую-то щемящую светлую грусть… Но шампанское быстро смыло тоску. В результате мы хорошо повеселились, а потом Нат менял мне компрессы и бурчал что-то о вреде алкоголя.

Позвонил господин Ямов, который сообщил, что бабуля-соседка согласилась быть свидетельницей. Он также добавил, что она оказалась бойкой и говорливой. Замечательно, ведь именно такие бабули способны заметить все подробности и не тушуются под градом вопросов!

Так что на заседание я отправилась в приподнятом настроении.

В коридоре суда расположился настоящий цветник: юные гоблинши цвели и пахли. Цветочно-фруктовые сочные ароматы, блески для губ и разноцветные тени, — в сочетании со скромными нарядами девушек это производило ошеломляющее впечатление. Бедный охранник почти сразу дезертировал, сбежав из-под обстрела кокетливых взглядов, зато конвоиры чуть глаза не сломали, а подсудимые громко свистели и спотыкались на ходу…

Разумеется, среди стайки колибри обнаружился и скромный воробышек — надо думать, потерпевшая. Ее облик и поведение столь разительно отличались от остальных, что это было почти смешно. Невинная юная девушка, почти ребенок, просто земное воплощение богини Идунн: чисто умытое лицо без малейших следов косметики, скромное серое платьице, две каштановые косички… Хотелось погладить ее по голове и дать конфетку.

Я довольно улыбнулась: она все же перестаралась. Образ выверен до мельчайших деталей, но что ответит милое дитя на резонный вопрос, что оно забыло в ночном клубе? К тому же, именно в таком виде она еще больше смахивала на эльфийку, немудрено ошибиться…

Впрочем, всему свое время. Пока потерпевшая, скромно опустив глаза, отвечала на вопросы прокурора, я еще раз просмотрела список своих вопросов. Наконец, пришла моя очередь.

— Расскажите, пожалуйста, как вы были одеты в тот вечер? — с места в карьер начала я.

— Это не имеет отношения к делу! — Тут же вскочил с места прокурор.

— Поскольку внешний вид потерпевшей важен для разрешения вопроса, мог ли мой подзащитный визуально определить ее возраст, полагаю, вопрос относится к делу! — спокойно глядя на него, возразила я.

— Да вы взгляните на этого ребенка! — Патетично заявил он и театральным жестом указал на потерпевшую. — Неужели не видно, что она несовершеннолетняя?

Судья смерил ее задумчивым взглядом и усмехнулся в усы (по-моему, он тоже счел, что потерпевшая переигрывала).

— Это действительно имеет значение для дела. Отвечайте на вопрос! — решил он.

Она трогательно закусила губу, но это не подействовало.

— Я не знаю… Как обычно! — пролепетала она, часто моргая.

— Что вы подразумеваете под понятием «как обычно»? — уточнила я. Откровенно говоря, терпеть не могу тех, кто готов переложить свою ответственность на чужие плечи. — Опишите свою одежду, макияж, прическу.

В Анхлай Ангуларс явно пропадала прекрасная актриса — как по заказу потекли по щекам слезы, кончик носа трогательно покраснел…

— Да обычно, вот как сейчас!

Надо думать, судья Ярешин заинтересовался (вон как подался вперед!), надо закрепить достигнутый успех.

— Вы хотите сказать, что в тот вечер вы были одеты в такое же платье и не накрашены? — скептически поинтересовалась я, взглянув на судью.

Потерпевшая только кивнула в ответ. Хотелось бы увидеть ее в таком виде в ночном клубе! Полагаю, ее бы тогда запомнили все посетители.

— Скажите, а как вы оказались в три часа ночи возле ночного клуба? Ведь ваши подружки ушли домой значительно раньше. Вас кто-то заставил остаться? — Мой голос был почти сочувствующим.

Она отчаянно посмотрела сначала на прокурора, а потом на судью (точь-в-точь трепетная лань при виде своры псов!). Впрочем, бесполезно — Ярешина тоже интересовал этот вопрос.

— Я… я… — с трудом выговорила она, а потом горько разрыдалась.

— Запишите в протокол: потерпевшая не смогла ответить на вопрос защитника. — Хладнокровно велел судья секретарю.

Признаться, я думала, что отец потерпевшей накинется на меня с кулаками.

— Какая разница, как она была одета? Этот негодяй совратил мою девочку, и нет ему прощения! — Возопил он, вскакивая, будто подброшенный пружиной.

Полемизировать я не стала — правила поведения в заседании могут себе позволить нарушать лишь те, кто здесь не работает.

Когда Анхлай и ее родителей наконец успокоили, в зал начали по очереди приглашать подружек потерпевшей. Конечно, они единодушно подтвердили, что она являла собой образец благопристойности.

Я задавала каждой из них один и тот же вопрос: почему они отправились домой, а Анхлай осталась в клубе одна? На этом моменте они начинали мямлить, закатывать глаза и изображать дурочек (впрочем, не думаю, что им пришлось сильно напрягаться). Неувязки и недомолвки в показаниях обнаруживались все очевиднее, и судья становился все задумчивей.