Поймать хамелеона (СИ) - Юлия Цыпленкова
Александр Александрович прочистил горло и продекламировал:
Прибежали в избу дети
Второпях зовут отца:
'Тятя! тятя! наши сети
Притащили мертвеца'.
'Врите, врите, бесенята, —
Заворчал на них отец; —
Ох, уж эти мне робята!
Будет вам ужо мертвец!'
— Браво! — почти одновременно произнесли Котов и Ковальчук.
— Только на «бис» не просите, — усмехнулся сыщик. — Я это стихотворение помню лишь местами. Да и запомнил-то потому, что как раз тогда случай был: рыбаки вытянули из залива труп купца Малыхина. Вот как в этом стихотворении: «Безобразно труп ужасный посинел и весь распух». Может, потому и впечатление было сильным, так как тогда-то стихотворение и прочитал впервые. Вот и сложись реальность с вымыслом. Так что же, Олег Иванович, — он вернулся к своему вопросу: — Более не желаете писать о преступлениях?
— Напротив, — ответил Котов, — о них писать желаю, как и прежде. Но вот подумалось мне, а отчего бы не добавить мистицизма? Впрочем, с мистицизмом проще, а вот с преступлением никак не определюсь. Хочется чего-нибудь этакого, знаете ли, загадочного. У вас случайно ничего загадочного не происходило?
Рыкин ненадолго задумался, после пожал плечами и ответил:
— Нет, всё прозаично и понятно. Постойте, — он хмыкнул и прищурился, — так вы пришли поэтому? Вспомнили обо мне, чтобы расспросить о преступлениях?
Олег взял из колоды недостающие карты, посмотрел в них и сделал ход. После перевел взгляд на хозяина дома и укоризненно покачал головой.
— Вовсе нет. Я даже не задавал вам вопросов, просто уж к слову пришлось. Да, не скрою, хотел воспользоваться случаем, раз уж мы собрались. Но придумал я встретиться по той причине, что начал скучать по нашему маленькому обществу. С Федором Гавриловичем мы хоть не особо часто, но встречаемся, а вас поймать сложно. И если бы меня интересовал только сюжет, то я бы непременно встретился с вами и задал свои вопросы, а не сговаривался со всеми вами, чтобы собраться.
— Ну будет вам, Олег Иванович, будет, — Сан Саныч примирительно улыбнулся, — я вовсе не желал вас задеть или обидеть. Даже не укорял, просто пошутил, а вышло неудачно. Не сердитесь, батенька, лучше выпьем за ваше вдохновение.
— Вот это доброе дело! — воскликнул жизнерадостный доктор Ковальчук. — За вдохновение Олега Ивановича!
Рыкин поднял свой стакан и отсалютовал им. Котов поднял свой, выпил и улыбнулся:
— Я не обиделся, Сан Саныч, не думайте. Просто стало немного неприятно, но уже прошло. Однако, раз уж зашел разговор, то я буду признателен, если вы расскажете, когда у вас произойдет что-нибудь необычное и загадочное.
— Я помню, к чему вы имеете интерес, — подмигнул сыщик. — Но за всё время ничего такого не было, и я не оповещал вас. Но если вдруг, то непременно расскажу, а может и покажу.
— Это будет любезностью с вашей стороны, — вновь улыбнулся Олег.
— Но с вас непременно новый рассказ, а лучше роман, раз уж вы хотите с мистикой. Непременно роман! — ответная улыбка Александра Александровича была широкой.
— Поддерживаю! — воскликнул Федор Гаврилович. — Если с мистикой, да преступление… м-м, это должно быть примечательно.
— А что же мистики? — спросил сыщик. — Что любопытного углядели у них?
Олег хмыкнул, вспоминая людей, с которыми успел пообщаться, но вдруг хохотнул в полный голос.
— Меня обещали свести с настоящей колдуньей, — сообщил он. — Но очень тайной. Такой тайной, что даже имени ее не произносят. — Его собеседники рассмеялись, и Котов продолжил: — А еще меня водили к провидцу. Сей хитрый негодяй велит потенциальному гостю ждать нужного дня, а сам в это время собирает сведения, которые после и обрушивает в тот самый день.
— Какой день? — живо заинтересовался Ковальчук, и ответил ему Рыкин:
— Нужный! Разве же неясно? Когда соберет сведения! — он вновь расхохотался и произнес, утерев набежавшие слезы: — Каков пройдоха!
— Вот уж истинно, — усмехнулся Олег. — Я подловил его. Он рассказывал мне сплетни обо мне, будто высмотрел это в своем хрустальном шаре. А я спросил о том, о чем в сплетнях нет ни слова. И знаете что?
— Что?
— Он тут же «обессилел» и сказал, что был у князя Голицына, открывал ему грядущее на благо империи! А самое забавное в том, что Голицыных в тот момент в Петербурге не было!
Гостиная вздрогнула от дружного хохота, даже Барбоска гавкнул, будто поддерживая людей. Александр Александрович провел рукой по глазам, стирая вновь набежавшие слезы.
— Ну пройдоха, ох и пройдоха! — воскликнул он и зашелся в новом приступе смеха.
Вечер обещал быть веселым и приятным, а главное, Олег теперь был уверен, если хамелеон проявится, Сан Саныч непременно расскажет.
Глава 7
Молодая пара неспешно шагала по Большому проспекту, что протянулся по Васильевскому острову. И хоть держались они степенно, особенно молодой человек, но было сразу понятно, что они гости в Петербурге, и им не особо привычен вид большого города. Особенно часто озиралась по сторонам дама.
Была она прелестна и уже не в первый раз вслед паре бросал взгляд то пожилой господин с тростью, то парень в картузе и красной косоворотке, поверх которой был надет жилет, и уже из его нагрудного кармана свешивалась серебряная цепь брегета. А еще обернулся мужчина, одетый как франт. Он даже приставил к глазу монокль, рассматривая барышню. Однако в это мгновение обернулся спутник девушки, заметил франта и нахмурился. После этого столичный хлыщ вздернул подбородок и продолжил путь.
Впрочем, и сам спутник юной прелестницы был недурен собой, и это явно отметила дама, сидевшая в коляске. Она обернулась вслед паре, с минуту смотрела на них, а после вздохнула и просияла в улыбке, потому что к коляске спешил другой молодой человек, и нес он букет цветов.
Однако ни кавалер, ни его дама, привлекшие внимание кое-кого из обитателей Васильевского острова, не замечали чужих взглядов, они и сами никого не разглядывали. Разве что девушка время от времени склонялась к своему спутнику и говорила негромко:
— Мишенька, смотри, какая прелесть.
Михаил кивал, но почти не смотрел на то, что ему показывала сестра. Они шли уже более часа, и Воронецкий начинал уставать. Большой город с его жизнью всё же выматывал. Еще эта жара, разогнавшая дождливую серость уже на следующий день после их приезда, да и влажность… Да уж, в родном уезде дышалось вольготней.
— Восьмая линия, — констатировал молодой помещик, заметив указатель. — Нам туда.
— Хорошо, дружочек, — кивнула Глашенька.
Михаилу не нравилась ее податливость. Он интуитивно чувствовал, что сестра задумала пакость. Нет, не что-нибудь этакое… гадкое. Но