Серая Башня - Сергей Элгрин
То же можно сказать и о стаентрадских деньгах — монеты тут называются «хоры» — и происходит это слово от старо-стаентрадского «хэйрэ» — «волосы, грива».
Вся эта «волосяная» терминология, разумеется, уходит корнями в образ жизни скотоводов — народов, населявших эту местность в старые времена. Речь, прежде всего, идёт об овцеводстве: Стаентрад — страна разведения овец. Именно на овечью шерсть намекают все эти «волосатые» слова.
Тем временем мы продолжали путь по центру столицы. Вокруг всё так же толпились люди, в воздухе пахло копчёностями. Тольскер взял курс к большому трактиру, стоявшему на углу рыночной площади, я следовал за ним.
С крыш продолжали валиться комки сырого снега, один из них угодил прохожей по голове. Женщина вскрикнула, но не пострадала. Тольскер прошёл мимо, даже не взглянув на неё.
Трактир был двухэтажным и могучего вида. Нижняя часть здания собрана из каменных булыжников, остальное — из брёвен. К выступам, торчащим из-под крыши и на стенах, привязаны красные ленточки, болтающиеся на ветру, как флажки.
Стаентрадцы любили так украшать дома, они считали, что движение болтающихся на ветру предметов как бы «разбавляет» статичную, застойную энергию, делая места с такой «разбавленной» энергией более благоприятными для удачи и здоровья. Стаентрадцы верили, что весь мир вокруг пронизывает энергия, и с помощью предметов, слов и символов можно влиять на неё — и, соответственно, влиять на свою удачу и судьбу, здоровье, процветание и успех.
Над входом в трактир висел шест, к которому прицеплен небольшой бочонок. Также над дверью красовалась вывеска — вырезанная и обожжённая надпись на деревянной доске гласила: «Путевой Камень Йолша».
Тольскер толкнул дверь и вошёл, я следом. Внутри было тепло, в нос тут же ударили запахи еды, зазвучал гул посетителей. Было светло — благодаря огромным окнам и множеству фонариков и свечей. Мы двинулись вперёд.
Большинство столов было занято. На Тольскера смотрели с тревогой — форма начальника дворцовой стражи пугала, особенно в нынешние времена, когда стража лютует, хватая всех, кто может показаться причастным к неудавшейся попытке восстания.
Меня посетила мысль: наказывать за неудавшуюся попытку — всё равно, что наказывать за неудачу. А что если преступников наказывают не за преступление, а за то, что они попались⁈ Я усмехнулся этой мысли. Довольно забавная философия, не так ли?
Мы прошли к свободному столу у окна, сели напротив друг друга. К нам подошёл половой, поклонился Тольскеру, учтиво произнёс:
— Спадэн Тольскер.
Тольскера знали в этом заведении. Он сказал:
— Принеси-ка нам, дружище, горячего супа с клёцками и перцем. А для аппетиту — принеси по кружечке подогретого вина.
— Сейчас всё будет, спадэны, — поклонился половой и исчез.
Я почти не обращал внимания на Тольскера и обстановку в трактире — как только мы уселись за стол, я уставился в окно. Метель не останавливалась, люди, припорошённые снегом, словно сладости присыпанные сахарной пудрой, продолжали сновать по улицам. Из окна не было видно Серой Башни, но мне казалось, что я её чувствую. Пока я живу в Аг-Винэос — Серая Башня постоянно присутствует в моей жизни, довлеет надо мной, давит на меня.
Вернулся половой, поставил перед нами по бокалу вина. Тольскер поднял свой, сказал мне:
— Ну, ваше здоровье, мастш Рой.
— Ваше здоровье, — ответил я, подняв бокал. — И за успех нашего предприятия по поимке воров.
— Да, за это точно стоит выпить.
Мы принялись за вино. Оно было красным, тёплым, густым и весьма уместным в такую промозглую погодку.
— Хорошо! — сказал Тольскер, оторвавшись от бокала.
Я заметил, что там у него осталось уже почти на дне. Видимо, он был не дурак выпить. Впрочем, чему удивляться — обычно стражи и вообще служивые люди славятся безудержным пристрастием к алкоголю. Не знаю, возможно это военная профессия, образ жизни, связанный с постоянными сражениями, так влияют на людей.
Вновь появился половой, поставил перед нами по чашке с горячим супом, а также два крупных ломтя ржаного хлеба и несколько кусков сыра. Суп был овощным, в нём плавали клёцки, ароматный густой пар поднимался над чашками. Тольскер склонился и шумно втянул носом пар.
— Да! — сказал он. — Острый суп — что ещё нужно в такой паршивый день!
Я взял деревянную ложку — в Стаентраде чаще всего использовали деревянную посуду — и попробовал супу. Он действительно был острый. Уже после третьей ложки прошиб пот. Но это и правда работало — такое блюдо прекрасно согревало в холодный день. Мы ели суп молча, лишь жадно сопели, чавкали и утирали выступавшие на лице капли пота.
Добравшись до середины супа, мы сбавили темп и наконец подняли головы от чашек.
Я отпил немного вина, потом взялся за трубку, набил её курительной смесью, зажёг. Тольскер тоже закурил — с собой он носил толстую короткую трубку со здоровенным чубуком и курил обычный крепкий табак, мощный запах которого разносился вокруг и у некурящих вызывал кашель и слёзы.
— Мы отправляемся лишь вчетвером, мастш Тольскер? — спросил я.
— Да, мастш Рой. Было бы неплохо взять с собой отряд бойцов и двинуться следом за ворами — но такой отряд будет медленным, это во-первых, и привлечёт внимание, это во-вторых. Народ не знает о пропаже королевских реликвий — пусть это так дальше и остаётся. Сейчас положение короля не такое, чтобы можно было давать массам повод думать, что сама судьба отвернулась от короля, раз он потерял символы власти.
Он глубоко затянулся и выпустил огромное облако крепкого дыма.
— Поэтому в путь мы отправимся вчетвером и под видом обычных путников. Никакой формы королевской стражи, никаких знаков отличия, ничего примечательного. Вы хорошо держитесь верхом, мастш Рой?
