Сборник забытой фантастики № 1 - Алфеус Хайат Веррил
ГЛАВА VII
Я нахожу, что по какой-то причине я сильно изменился с тех пор, как попал в эту удивительную страну. Я стал философом или, может быть, лучше сказать, пессимистом и провел много часов, размышляя о вещах, о которых до сих пор не думал. Я задавался вопросом, почему эти существа есть на свете, почему они работают, трудятся и прогрессируют, и какую роль они играют в схеме вселенной. Когда я спросил, к какой цели они идут, к чему они стремятся, мне ответили, что все для блага расы, для блага нации, за будущее своего рода. Точно такие же ответы, которые я слышал на подобные вопросы от людей. Но часто я задавался вопросом — это хорошо, это благо, это будущее? Бессмысленные слова, я думаю. Вот эти существа, трудящиеся, чтобы жить, живущие, чтобы трудиться — в бесконечном круге. Конечно, они продвинулись в некоторых отношениях далеко от достижений моих собратьев и, без сомнения, продвинутся еще дальше, но какая польза в этом? В конце концов, они всего лишь гигантские ракообразные, и они вылупляются из яиц, трудятся всю жизнь над задачами, к которым их приучили, и приходит их смерть и забвение после того, как их короткий промежуток жизни был потрачен, и мир даже не знает, что они существуют. А на другом конце света, в стране людей, рождаются человеческие существа, трудятся и совершенно неизвестны этим существам. Что все это значит, какое место занимает все это в схеме Вселенной, интересно? И когда я думаю о таких вещах, я чувствую, что, в конце концов, моя жизнь не имеет большого значения, что, хотя я здесь и моя судьба — быть среди таких странных существ, это не имеет никакого значения ни для мира, ни для будущего, ибо я всего лишь атом целого, один из бесчисленных миллионов винтиков в гигантском колесе природы. И хотя я не могу постичь загадку жизни, я чувствую, что должен найти свое место в целом, что Судьба сочла нужным поместить меня сюда, и что, даже если все ничтожные усилия людей и этих существ, кажется, ни к чему не приводят, все же каждый из нас и каждый из них так же необходимы для механизма Вселенной, как любой винтик в реальном колесе, и без них весь огромный механизм будет трястись, ломаться и выходить из строя. Итак, вместо того, чтобы размышлять о своей судьбе и тратить время на тщетное желание вернуться к своим собратьям, я смирился.
Но я не могу найти ни привязанности, ни симпатии, ни сочувствия к этим существам. Они обращались со мной по-доброму, все мои желания были удовлетворены, и я занимаю гораздо более важное место, чем когда-либо мог бы занять в своем мире. И в рассуждениях, и в достижениях, и во многих других отношениях эти существа даже более человечны, чем люди. И все же физические проявления оказывают на нас такое сильное влияние, что для меня эти существа все еще остаются животными, и я чувствую себя отдельно от них и имею мало общего с ними. Это, возможно, сродни чувству, которое одна раса людей испытывает к другой, то же самое чувство, которое мешает белой и черной расам полностью сочувствовать и понимать друг друга, и которое создает предрассудки и плохие отношения у народов мира, который я знал.
И еще кое-что. Эти существа, такие умные, такие трудолюбивые, такие продвинутые, в тоже время такие безмозглые, глупые существа! Хотя они трудятся и работают лихорадочно и, кажется, не имеют свободных минут, но они прекратят все, бросят все и соберутся толпами по самым пустяковым причинам. Да, даже без причины. Пусть кто-нибудь из снующих, спешащих рабочих остановится и оглянется, и тотчас же соберется толпа, все смотрят в одном направлении, хотя ничего необычного не видно, и совершенно забывают о задачах, которые им поставили. И они в какой-то степени дети. Самые простые, самые бессмысленные вещи завораживают их до такой степени, что все останавливается.
Желая найти упражнения и отдых, я изобрел набор из девяти кеглей и мяча, и при виде их существа пришли в дикое возбуждение. Они собрались вокруг, размахивая антеннами, вращая глазами на длинных стебельках, бросая все, и на целый день практически вся работа была забыта, пока существа забавлялись моими грубыми игрушками. Бросание и ловля мяча, вращение волчка и множество других простых развлечений оказались столь же захватывающими и интересными для существ, и правители просили меня ограничить свою деятельность такими вещами в часы отдыха из-за страха, что может произойти большое бедствие.
Но, в конце концов, в таких вопросах они очень похожи на людей, и я задаюсь вопросом — обитаемы ли планеты и обладают ли их жители такими же характеристиками и особенностями.
Все это, однако, уводит меня от хода моего повествования. Я уже упоминал, что обнаружил, почему у этих существ не было никаких транспортных средств, кроме дирижаблей, и почему, хотя они были так далеко впереди человеческой науки, они, по-видимому, ничего не знали о многих наших самых полезных и важных повседневных делах и изобретениях.
Это произошло таким образом.
Я сидел на берегу озера и смотрел через его широкую и спокойную поверхность на смутные и далекие горные хребты. Как моряк, мой разум обратился к лодкам. Как было бы приятно, подумал я, иметь какое-нибудь хорошее судно, на котором можно было бы плавать по этим водам, плыть туда, куда захочу, и исследовать берега. Я много путешествовал на воздушных кораблях этих существ, но не умел обращаться с хитроумными приспособлениями и жаждал почувствовать киль под ногами. И почему мои желания не должны быть удовлетворены? Конечно, я знал, что о том, чтобы добыть дерево для постройки лодки, не могло быть и речи; но там была металлическая сера. Ее можно было сделано в тонких листах, и металлическая лодка может быть построена. Но тогда, подумал я, как мне удастся заставить существ понять, чего я хочу? И даже если бы я это сделал, смогли бы они согнуть, сформировать и заклепать
