Стивен Джонс - Мистика

— А я думаю, что в этом. Может, нам следует опубликовать дополнительную статью? Вы хотите, чтобы была изложена ваша позиция. Что же, мистер Уилкокс, это ваш шанс.

Кейт подняла свой стул и заправила в пишущую машинку лист бумаги.

— Прежде всего вопрос насчет возраста девочки. Как вам показалось на первый взгляд?

— Я пришел сюда не для того, чтобы меня оскорбляли.

— Правда? А куда вы ходите, чтобы вас оскорбляли? Я догадываюсь, что то заведение, в котором работает ваша юная подружка, предлагает немало разнообразных удовольствий.

— Подобное поведение не пристало вашему полу.

У Кейт Рид был такой вид, будто она вот-вот начнет выдыхать огонь.

— Я полагаю, что стремление познать детей в библейском смысле этого слова — благородное и достойное занятие для могущественного мужского пола.

— Это клевета!

— Нет, это злословие. Клеветой оно будет, только если мы напечатаем это. И если будет доказано, что это ложь.

— Она ни за что не даст вам доказательств.

— Ваша оскверненная голубка? На сколько вы готовы держать пари?

Все лицо Уилкокса налилось кровью. Борегард гадал, не хватит ли его вот-вот удар. Судя по тому, что он смог понять, мужчина был совершеннейшей свиньей.

Кейт быстро печатала, вонзая в клавиши пальцы, будто маленькие ножи.

— Не угодно ли вам взять адреса адвокатов "Газетт"? Ваш юрист сможет связаться с ними, когда эта статья будет напечатана.

Уилкокс пробормотал слово, которое Борегард никогда не предполагал услышать в присутствии дамы. Кейт, не краснея, продолжала печатать.

Финансовый магнат нахлобучил шляпу и удалился, раздраженно протиснувшись мимо Борегарда.

— Глупая маленькая потаскушка, — сказал он.

— Девочка или я? — крикнула ему вслед Кейт.

Борегард заменил Уилкокса на линии огня, встав у стола Кейт. Она подняла глаза, чуть улыбнулась и продолжала печатать.

— Чарльз, привет тебе! В какую неприятность я угодила на этот раз?

— Ты, похоже, вполне способна сама отыскать их сколько угодно.

— Этот человек покупает детей для ужасных целей. И все-таки для него это, похоже, окончится получением титула. Пожалованием в рыцари!

— Сомневаюсь.

— Другие до него получали. — Она разом перестала печатать и взглянула на него. — О, я понимаю. Словечко, замолвленное кому надо. Зачеркнутое имя в списках. Сомкнутые ряды. Ничего в открытую, знаете ли, если это может взбудоражить толпу. Только недомолвки. Кое-что еще не доделано, видите ли. У него все в порядке с деньгами, и с домом, и с видами на будущее. Но он не джентльмен. Ты, наверно, можешь это сделать. Я не недооцениваю вашего призрачного влияния. Но увидеть, как этому чудовищному типу набросают черных шаров, — вовсе не предел моих мечтаний. Я бы охотнее посмотрела, как его лишат шаров вовсе.[31]

Борегард был шокирован. Кейт всегда была резкой, но он никогда не слышал, чтобы ее голос звучал с таким чувством.

Она успокоилась и оперлась локтями о стол. Прическа ее растрепалась.

— Прошу прощения. Я не должна была налетать на тебя. Ты здесь ни при чем.

Борегард вытащил лист из машинки. Кейт печатала детские стишки.

— Мистер Стед больше не напечатает ничего про Уилкокса, — призналась она, имея в виду редактора. — Он готов провозгласить целый крестовый поход, с жаром разоблачая "роль падших девиц в современном Вавилоне", но, честно говоря, нашим юристам далеко до тех, которых может себе позволить Уилкокс. Стед хочет остаться в бизнесе.

Кейт взяла бумажный лист, скомкала его в шарик, кинула и промахнулась мимо мусорной корзины.

Борегард прикидывал, как лучше подступить к делу.

— Какие у тебя планы насчет юбилея? — спросил он.

— Никак ты желаешь сопроводить меня на эту небольшую церемонию в Тауэр, и при этом предполагается, что я не буду знать, что ты затеваешь? Будь это так, я бы заподозрила, что ты просто заманиваешь меня туда, чтобы меня смогли заковать в кандалы и заточить в самую глубокую из подземных тюрем.

— Я подумал, что тебе как репортеру это могло бы быть интересно.

— Она довольно славная старушка, наша королева. Но я не считаю, что она должна править на моей земле. Или еще в нескольких красных пятнах на карте. Я предполагала, что отпраздную юбилей, уютно приковавшись к какой-нибудь славной ограде, одетая в цвета ирландского флага и оплевываемая патриотическими толпами.

Борегард не мог не заметить слабую трещинку в рассчитанном возмущении Кейт.

— Могу я повлиять на твой выбор?

Она посмотрела на него с комической жалостью.

— Конечно не могу, — продолжил он, улыбаясь. — Однако нужда заставляет. Что тебе известно о Деклане Маунтмейне?

Комическое выражение разом стерлось с лица Кейт.

— Чарльз, нет!

— Не понял.

— Во что бы ни ввязался Маунтмейн, не суйся в это. Бывают дураки, и мерзавцы, и мошенники, и изверги. Он — все это разом. По сравнению с грехами Маунтмейна делишки Генри Уилкокса — просто небольшие шалости.

— Всплыло его имя.

— Я не желаю иметь с ним ничего общего. Что бы это ни было.

— Значит, ты не хочешь быть моей гостьей в Тауэре. Увидеть Камень Семи Звезд.

— Это совсем другое дело. Это предложение я принимаю. Благодарю вас, любезный господин.

Она поднялась и перегнулась через стол, чтобы поцеловать его в щеку.

— Что мне надеть? Что-нибудь зеленое?[32]

Он рассмеялся:

— Неужто осмелишься?

Она хихикнула.

Глубина ее антипатии к Маунтмейну омрачала их веселье. Борегард с тревогой подозревал, что Майкрофт направил его на верный путь и что ему крайне не понравится, куда этот путь его приведет.

Во внутреннем дворе Британского музея расхаживали полисмены. В нескольких высоких окнах горел свет. Борегард понял, что освещенное помещение — это зал Древнего Египта.

Его вызвали из дома в Челси шифрованной запиской. Перед тем как его разбудил слуга, Бэрстоу, ему снился египетский сон, и он плыл вниз по Нилу на барке, преследуемый оравой людей Махди — что действительно было с ним в этой жизни — и фараона времен Исхода, — чего, конечно, не было.

В зале констебли в касках стояли над укрытым простыней телом. Маленький человечек с бакенбардами и в котелке был раздражен.

— Доброе утро, Лестрейд.

— Доброе? — переспросил инспектор. В окнах розовел рассвет. — На мой взгляд, это больше похоже на начало очередного проклятого долгого дня.

Вокруг все было вверх дном. Витрина мумии, которую он недавно разглядывал, была разбита, осыпав египетскую девушку стеклянными осколками. Другие экспонаты сброшены со своих мест и раскиданы вокруг.