Виктор Ночкин - Свирель Гангмара

— А ты не из наших? — тяжело переводя дыхание, пропыхтел он. — Вроде я тебя в обозе не приметил.

— Нет, я… случайно проходил.

Лукас только теперь рассмотрел, что солдатик совсем молоденький, лет двадцати. Перепугался, должно быть.

— Сам Гилфинг тебя послал, добрый человек, — заявил парнишка. — А как бы теперь к городу выйти?

— К городу… — Лукас огляделся, — пожалуй, туда.

Они побрели по серому лесу. Художник молчал, зато солдатик болтал без умолку. Должно быть, от пережитого волнения.

— …Мы и не думали, что кто-то осмелится напасть на господина казначея. Разбойники обычно выбирают добычу полегче, чем наш конвой. Я даже удивился, когда эти к нам присоединились — ну, эти, из Пинеда. Стража городская. Командир у них такой… сутулый такой…

— Эдвар, — вставил Лукас. — Его убили.

— Да, Эдвар, — тараторил латник, — так вот, мы по дороге двигались, я в головном разъезде ехал, нас разбойники пропустили, а мы ничего не заметили. Вроде и не было никакой засады! Наверное, колдовство! Точно, это колдовство!

Лукас подумал, что дозорные скорее просто не слишком приглядывались к лесу по обочинам, потому что не ждали нападения, а колдовство Марольда здесь ни при чем — но смолчал.

— …А потом как загрохотало что-то, как завыло! — захлебываясь, продолжал солдатик. — И еще стало смеркаться! Мы развернули коней и назад, да вдруг на всем скаку влетели в ночь.

— В ночь?

— Ну да! Это если идти, как мы вот сейчас, то вроде темнеет постепенно. А когда галопом… В общем, очнулся в кустах, кругом телеги горят, бой идет… да какой там бой… Этот колдун, Гангмар его забери… никогда бы не подумал, что может быть такая сила у человека. Он одной рукой перевернул фургон, я сам видел! Было темно, но телеги горели, огонь яркий! Так он ухватил фургон за борт! Одной рукой!..

Солдатик умолк. От горящего обоза они ушли достаточно далеко, здесь уже стало светло — почти как и положено в полдень. Деревья расступились, и беглецы вышли к дороге. Разбойников было не видать, в отдалении темнели стены Пинеда, да в нескольких сотнях метров впереди, ближе к воротам, маячила горстка беглецов, несколько пеших окружали всадника, который сидел на упряжной лошади боком, так что его поддерживали, чтобы не свалился.

— О, да это же господин казначей! — обрадовался солдатик. — Жив, значит! И вон еще наши. Ну, благослови тебя Гилфинг, добрый человек! Идем, я расскажу, как ты меня выручил! Попрошу, чтобы наградили!

— Да нет, что ты… — Лукас смутился, — я же ничего, я так, случайно…

— Ничего себе случайно! С одного удара разбойника свалил! Пойдем!

— Я… э… мне домой надо, дочка там осталась.

— Ну хоть скажи, как тебя звать? За кого мне Гилфингу молиться?

— Да… Знаешь, лучше не надо никому рассказывать. У разбойников здесь повсюду глаза и уши. — Лукас невольно огляделся по сторонам. — Если они проведают, что я…

— Ну, как хочешь! Тогда я своих догонять?

Парнишка сделал несколько шагов, оглянулся. Помахал рукой Лукасу и торопливо зашагал к городу.

Художник же повернул обратно к лесу и медленно побрел в сторону дома.

День выдался душный и необычайно жаркий. Солнце, проглянув сквозь мутную серую пелену, палило нещадно. Идти было тяжело, ноги вдруг стали как ватные, перед глазами плыл туман. Только теперь Лукас наконец-то осознал, что находился недавно на волосок от гибели. При этой мысли все сжалось внутри от страха. Надо же, ведь сражаясь с разбойником, совсем ничего не боялся, а теперь вот, поди ж ты, дрожит как осиновый лист, несмотря на жару.

Лукас сошел с дороги на обочину, спрятался от палящего солнца под тенью высокого ясеня. Долго стоял, прислонившись спиной к шершавому стволу, смотрел на широкие, раскидистые ветви. Постепенно приходил в себя. Лес, тишина, только листья едва шелестят на ветру, да птицы вот снова поют. Будто вовсе и не было криков и стонов, лязга оружия и хруста раздробленных костей. Тихо, спокойно в лесу.

«Как-то уж слишком даже тихо», — вдруг подумал Лукас.

И именно в этот момент неподалеку раздались голоса.

Вскоре из-за деревьев показалось несколько стражников. Они прошли мимо, не обратив внимания на Лукаса. Только один оглянулся и внимательно посмотрел на художника.

Лукас узнал в нем сержанта Бэра и почтительно поздоровался. Тот еле заметно кивнул головой. Однако, пройдя немного, вдруг остановился и что-то негромко сказал своим спутникам. Те поначалу слегка замедлили шаг, но тут же уверенно двинулись дальше. А Бэр повернул назад и подошел к художнику.

— Вы, кажется, ранены, любезнейший? — заботливо осведомился он.

Тут только Лукас заметил, что его ладони и чуть ли не весь правый рукав до самого плеча залиты кровью.

— Да нет… я тут просто шел мимо…

— Просто шли мимо? — удивился Бэр. — Право же, не скромничайте, признайтесь, что тоже сражались с разбойниками. Вас видели возле обоза с оружием в руках, — почему-то шепотом добавил он.

— Ну, в общем, да, так получилось…

— Понимаю, не могли остаться в стороне, — натянуто улыбнулся Бэр, и в его глазах сверкнул недобрый огонек. — Однако впредь советую быть осторожней. Кроме того, — сержант опять перешел на шепот, — человек, который не служит, то есть не солдат, не стражник, а самый что ни на есть обыкновенный человек, но при этом с оружием в руках… может быть сам случайно принят за разбойника, — неожиданно закончил он.

— Да, как же так… — потрясенно пробормотал художник.

— Ну-ну, не волнуйтесь, это я так, к слову говорю. Нисколько не сомневаюсь в вашей благонадежности. Но на будущее все-таки будьте предусмотрительней. Не каждый, знаете ли, будет доверять вам, как я, — многозначительно добавил сержант и, не дожидаясь ответа, поспешил вслед за своими спутниками.

Художник растерянно посмотрел ему вслед. Потом быстро зашагал к дому. Пройдя уже большую часть пути, Лукас поднял руку, чтобы утереть пот со лба, и снова увидел запекшуюся кровь. Пришлось возвращаться назад, спускаться к речке.

Он долго умывался, застирывал страшные бурые пятна на рубахе.

«Хорошо, что вовремя заметил, — думал художник, — представляю, как Мона бы перепугалась, увидев кровь».

Лукас решил ничего не рассказывать дочери. Да и самому хотелось поскорей забыть этот день, как страшный сон. Художник быстро шел по залитой солнцем знакомой тропинке. Слава Гилфингу, он уцелел, жизнь продолжается. Дома его ждут незаконченные картины. Ну и дочка, конечно, тоже ждет. Вот ведь снова в окошке горит свеча. Видать, Мона зажгла, когда в лесу стемнело, да так и забыла погасить.