Том Мартин - Крыло Люцифера

В крайнем возбуждении Кэтрин схватила ручку и перевела оставшиеся цифры в слова:

«Мигель Флорес Лима Перу Министерство памятников древности 0051172543672».

Рутерфорд наблюдал с возрастающим изумлением.

«Господи — все получается! Профессор общается с нами из могилы».

Кэтрин распрямилась и выдохнула. Подняв голову и глядя прямо перед собой, она терялась в догадках.

— Но что это значит? И почему не расшифровывается конец послания? Какая-то тарабарщина…

Рутерфорд заговорил — выражение лица выдавало, как ему страшно:

— Это номер… Телефонный номер в Перу. Думаю, он хотел, чтобы мы позвонили по нему.

17

Оба какое-то время глядели на стоящий на столе телефон, прежде чем Рутерфорд включил динамик и набрал номер. Раздался щелчок — звук соединения через тысячи миль.

— Hola. Buenos di'as.

Кэтрин, немного знавшая испанский, резко подалась вперед.

— Hola! Habla ingles?[14]

— Да, я говорю по-английски… Кто это?

— Доброе утро, сеньор Флорес, говорит доктор Кэтрин Донован, я звоню из Оксфорда, из Англии. Рядом со мной мой коллега Джеймс Рутерфорд. Простите за неожиданный звонок — я хотела бы поговорить с вами о профессоре Кенте.

Последовала долгая пауза, а затем с явным подозрением в голосе на том конце спросили:

— Кто сообщил вам мое имя?

— Э-э… мы нашли его… Мы друзья профессора Кента.

— Что происходит? Кто вы? Где профессор Кент?

Рутерфорд и Кэтрин удивленно переглянулись. Не зная, что предпринять, Кэтрин проговорила:

— Сеньор Флорес, профессор Кент мертв…

Долгая жуткая пауза.

— Сеньор Флорес, пожалуйста, помогите — нам очень надо поговорить с вами о профессоре Кенте. Вы с ним работали над чем-то?

Ответа не последовало.

— Сеньор Флорес, вы здесь?

— Вы сказали, вас зовут Кэтрин?

— Да, верно.

— Бог мой, профессор говорил, что вы когда-нибудь можете позвонить.

Повисла еще одна пауза. Наконец перуанец заговорил — теперь в голосе его явно слышался страх:

— …По телефону нельзя. Это касается слишком опасных вещей. Работу мы еще не завершили…

— Мы можем встретиться?

— Приезжайте в Лиму. Позвоните, когда будете здесь. Пожалуйста, не рассказывайте никому обо мне.

В трубке щелкнуло — на том конце дали отбой. Рутерфорд посмотрел на Кэтрин.

— Весьма странный разговор.

— Слышали, как он напуган? Вот и мне с каждым часом все страшнее… — Кэтрин покачала головой и вновь заговорила. Голос ее дрожал, но чувствовалось, что решимость ее не оставила: — Я точно поеду. Но поеду одна. Я пойму, если вы не захотите во все это ввязываться. У вас, наверное, свои планы на каникулы.

Джеймс размышлял о том, что в реальной жизни он занятой человек, преподаватель с кучей неотложных дел.

«Но Кэтрин нуждается в помощи — я не могу допустить, чтобы она на свой страх и риск отправилась на край света и сгинула. Если она нашла в себе смелость, то я не в силах вот так просто бросить ее». — Он скрипнул зубами.

— Когда летим? — спросил Рутерфорд, не до конца сознавая, что говорит. — Всю жизнь мечтал отдохнуть в Южной Америке: семестр был очень напряженный, да и за границей я не был уже два года.

Лицо Кэтрин осветилось улыбкой.

— Сейчас закажу билеты и доложу. Шагом марш паковать вещи, боец!

18

Глубоко в недрах здания ООН секретарь Миллер быстрым шагом возвращался к залу совещаний Генеральной Ассамблеи. Когда он уже подходил к дверям, с другого конца коридора его окликнул элегантно одетый молодой человек:

— Сэр, вас просят срочно подойти к телефону.

Секретарь крутнулся на каблуках и пошел за молодым человеком в просторный офис свободной планировки:[15] десятки пустых столов с незанятыми компьютерными терминалами. На одной стене размещались четыре плазменные панели — очевидно, для видеоконференций, — на другой распростерлась огромная карта мира. Над верхним краем гигантской карты были выведены украшенные геральдическими символами слова: «Резервный узел связи штаб-квартиры ООН».

В дальнем углу за стеклянной выгородкой располагался кабинет с огромным столом для переговоров. Секретарь Миллер, закрыв за собой дверь, быстрым шагом приблизился к столу и взял трубку. Ассистент мгновенно перевел на него звонок. Миллер нетерпеливо рявкнул в трубку:

— Да?

Ему ответил ректор колледжа Олл-Соулз.

— Простите, что побеспокоил вас, секретарь, но поступил я так лишь потому, что вы велели мне звонить в случае, если обнаружу хоть что-то подозрительное.

Растущее раздражение исказило лицо секретаря:

— Хорошо. Ближе к делу.

— У профессора был друг. Близкий друг. Женщина. Научный сотрудник нашего колледжа.

— И что?

— Интуиция подсказывает мне, что она подозревает.

— Людям свойственно подозревать. Она обладает какой-то информацией?

— Этого я пока не знаю. Но один из ваших агентов только что проинформировал меня, что она забронировала себе и своему компаньону билеты на самолет в Перу. По-видимому, она собирается привезти сюда тело профессора и, вероятно, заодно побеседовать с полицией: она очень расстроена. Просто я хотел, чтобы вы на всякий случай знали. Мало ли что…

Ректор замолчал. Молчал и секретарь, разглядывая громадную карту мира, украшающую стену. У него куча дел — столько всего надо приготовить… Дурацкая возня с этими учеными уже начинала выводить из себя. Но тут в памяти всплыл наказ сенатора Куртца: «В нашем деле нет ничего опаснее личной инициативы».

Страдальческое выражение появилось на лице секретаря. Он почесал бровь свободной рукой и напряженно вгляделся в участок карты, изображающий Южную Америку. Как может кто-то, не важно, из каких побуждений, разрушить планы правления по переделке мира?

Несмотря на то что секретарь все меньше и меньше доверял сенатору Куртцу, он был вынужден подчиниться его приказу: «Нам необходимо подчистить за собой все в Перу. Без права на ошибку».

Нетерпеливо вздохнув, секретарь вернул свое внимание телефонному звонку:

— Убедитесь, что, пока эта женщина не сядет в самолет, с нее глаз не будут спускать. Отслеживать каждого, с кем она заговорит. Свяжетесь со мной, если что-то привлечет ваше внимание.

— Непременно, секретарь.

Но секретарь уже повесил трубку.

Не только судьба ученых занимала мысли секретаря.

Чем больше он размышлял о том, что сенатор сказал ему при выходе из здания, тем делался более подозрительным. Что же все-таки должно произойти в понедельник?