Ольга Михайлова - Замок искушений

— завывал он, но тут почувствовал, что забыл продолжение, не заметив, что Элоди, взяв шаль, вернулась в гостиную.

Она и нарушила затянувшееся молчание.

— Итальянское наречие, как утверждал господин Кребийон-младший, трудно понимать, и не исключено, что в тосканском диалекте многие слова будут ставить вас в тупик, особенно если вы учили итальянский два месяца под руководством своего друга-француза, когда-то прожившего в Риме шесть недель… Марино говорит о spesso condotte и ombre interrotte, «часто влекущем души» и «разорванных, неверных тенях», — насмешливо обронила Элоди.

Рэнэ своими высоким, несколько резковатым голосом надоел ей до крайности, не говоря уже об изрекаемых им до этого пошлых глупостях. Он заслужил оплеуху и получил по заслугам, сочла Элоди.

Надо заметить, что принцип «коемуждо поделом его» эта юная особа понимала несколько своеобразно. Она не любила глупцов и пошляков, и предпочитала, подчас игнорируя правила хорошего тона, сразу оттолкнуть от себя подобных людей, не церемонясь и позволяя себе высказывания, которые иначе, чем оскорбительными, назвать было нельзя.

Клермон опустил глаза и ничего не сказал, заметив, что Рэнэ покраснел, как рак, замечание Элоди показалось Арману забавным, хотя и несколько резким, Этьенн усмехнулся, подумав, что сестрице Лоретт пальцы в рот класть опасно, а Сюзанн, чтоб скрыть возникшую неловкость, предложила всё же прогуляться. В итоге, несмотря на предупреждение герцога, компания почти в полном составе решила выйти на прилегающую лужайку, только Клермон остался в холле у камина да мадемуазель Элоди, прислонившись к колонне, пропустила мимо себя всех остальных, но сама за гостями замка не последовала.

С лужайки донесся горестный возглас де Файоля:

— Чёрт возьми, я забыл записную книжку!

— Это не страшно. Ничего путного в такую голову всё равно не придёт. — Эти слова, тихо, даже как-то успокоительно проговорённые вслух мадемуазель д'Эрсенвиль были услышаны Клермоном, и против воли заставили его рассмеяться. Элоди вздрогнула, услышав его смех за спиной, ибо не видела его за колонной, обернулась, но, встретившись с ним взглядом, с улыбкой опустила глаза. Клермон, бросая восторженные взгляды на густые и длинные ресницы мадемуазель, с удовольствием поболтал бы с ней, если бы не сковавшее его вдруг смущение, но тут внезапно потемнело, солнце исчезло, невесть откуда над замком нависла непроницаемая плотная туча, сверкнула молния, рассёкшая небо пополам, и замок потряс раскат грома.

Все, тут же забежав в арочный проход и пройдя в столовую, с уважением покосились на его светлость, мирно дремавшего после обеда в кресле. Подумать только! Между тем с неба низвергались яростные потоки воды, они тут же заурчали, булькая водопроводных желобах, и все приникли к окнам, глядя на разбушевавшуюся стихию.

Арман, вспомнив о надписи, что исчезла вдруг со стены, о которой ему напомнили слова Рэнэ и насмешливый комментарий Элоди, незаметно ушёл к себе. В кармане дорожного жилета нашёл свою записную книжку, и раскрыв, отыскал на последней странице то, что скопировал тогда со стены. Он рассматривал странные буквы, казавшиеся школьными каракулями, потом — внезапным озарением поднял листок к свету свечи в шандале, перевернул и вздрогнул. Теперь они легко читались. «His deficit orbis, his deficit pax. His incipit via, quos jam tangit vicinia fati». Это была латынь, и он с облегчением вздохнул, подумав, что надпись могла быть и на арабском… «Здесь кончается мир, здесь кончается покой. Здесь начинается путь тех, кто уже близок к смерти», гласила надпись. Арман медленно пришёл в себя. Милое посвящение, ничего не скажешь, прямо, Дантовы круги ада… И сумасшедшая старуха… Он вспомнил её отчетливо, будто она стояла перед ним. И возница сказал у дороги…

Впрочем, Арман не был труслив, а высокомерие аристократа заставляло его достаточно пренебрежительно относиться к словам простолюдинов. Вздор всё, бред и суеверия. Но на душе, как и перед дверью храмового притвора, стало сумрачно и тревожно.

В эту минуту где-то за окном раздался странный грохот и послышался шум воды. Распахнув окно и высунувшись наружу, Арман невольно ахнул, увидев, как по разбушевавшейся грязной реке волны, медленно переворачивая, влекут по течению вниз опоры подмытого и рухнувшего моста.

Глава 6. В которой рассказывается о злости Сюзанн и скуке её братца Этьенна. В ней же содержится небольшой эпизод, которому его непосредственные участники большого значения не предают, но которому будет суждено иметь некоторые последствия в дальнейшем

Непогода, сгустившая тучи и затемнившая небо, привела к тому, что, воспользовавшись преждевременной темнотой, некоторые гости его светлости предпочли под разными предлогами уединиться в укромных уголках замка, коих, к слову сказать, было сколько угодно. И жарче всего это желание проявлялось у мсье Рэнэ де Файоля. Сейчас он, откинувшись на оттоманке у камина, с подлинно актерским мастерством jeune premier играл неподдельное внимание, искреннюю заинтересованность и нежную влюбленность. Девица была хороша собой, но каковы её намерения? Рэнэ давно не был наивным, и видел под деланной безыскусностью и аристократической простотой мадемуазель Сюзанн гораздо больше того, что знает наивная девочка. Многоопытность её глаз слишком контрастировала с чистотой её слов.

Это не смущало Рэнэ, но он не хотел бы оказаться в глупом положении.

А bon chat — bon rat. Мадемуазель Сюзанн, разглядывая мсье де Файоля и кокетничая с ним, видела, что он ничуть не влюблён, вспомнила рассказ Габриэль и неожиданно почувствовала странную горечь в сердце, родившуюся Бог весть с чего. Что ей за дело до этого щенка? Разве она увлечена им? Ничуть. Но он осмелился — пусть на минуту — предпочесть ей другую! Да ещё эту странную девицу с лицом призрака из могилы! Он ответит за это.

Из бездн её души, жестоко осквернённой и испорченной, поднялось яростное желание влюбить в себя этого изнеженного и самовлюблённого Нарцисса. Пусть он сходит по ней с ума и глядит на неё так же, как дурочка Лоретт на Этьенна. Сюзанн продолжала мило болтать о Парни и Казоте, Луве де Кувре и Шодерло де Лакло, но сама внимательно приглядывалась к своему поклоннику, порой спрашивала о жизни, учебе, делах… Спросила она его и об Элоди.

Как она поняла, ему нравилась эта девушка, не правда ли? Рэнэ де Файоль был изумлён подобным предположением. Как она могла так подумать? Неужели он похож на человека со столь плебейскими вкусами? Эта странная особа некоторое время, как он заметил, добивалась его внимания, но ему и в голову бы не пришло ответить взаимностью, тем более, что сердце его с первой же минуты встречи принадлежало ей. Сюзанн знала, что он лжёт, но наградила его улыбкой искреннего расположения и понимания. Разумеется, она нисколько не сомневалась, что у него прекрасный вкус, как же можно-то предпочесть такое? Рэнэ заверил её, что никогда о подобном и не помышлял. Сюзанн внимательно вглядывалась в его черты, вслушивалась в слова — и быстро сделала выводы. Чувственен, лжив, пуст, склонен к актерству, готов во всём соглашаться с собеседником и подстраиваться под него. Проститутка. Но тем лучше.