Младший ветер - Надежда Храмушина
— Я тут подумала, Терентьев пишет, что Валентина жила в коммуналке. Может там соседка, или сосед, как-то причастны к этой истории. Не зря же она потом уехала на Дальний Восток. Чтобы так далеко убежать, надо иметь вескую причину.
— Да, и про это она должна нам сама всё рассказать. Мы должны её убедить, что только честно нам всё рассказав, у неё появится шанс закончить жить не так, как Миша. Тем более дело, понемногу, проясняется. Возьмешь меня с собой?
Я подумала, и согласилась. Я позвонила Илье, попросила его заехать за Сакатовым, чтобы вместе ехать в Северный.
После обеда позвонил Дениска:
— Тётя Оля, когда мы с Бобиком гуляли, ко мне подошли две женщины и велели тебе передать, чтобы сегодня ты обязательно пришла к ним. Они живут над нами. Это те женщины, которые с Тереньевым общались?
— Да, это они. Хорошо, мы и сами к ним планировали вечером прийти.
— И ещё, я сходил в котельную и забрал письма, которые на столе лежали. Он своей Насте их писал, но ни одно не отправил.
— Там ещё одна папка была, я её не успела посмотреть.
— Да, там подшиты бумаги о получении спецодежды. Надо?
— Нет. Ладно, жди, вечером приедем. Скучно тебе там, можешь с отцом в город вернёшься?
— Посмотрим.
Потом мне ещё раз позвонил Сакатов:
— Ольга Ивановна, я всё тут искал про ветер ещё какие-нибудь упоминания. Так вот. Нашёл занимательную историю. Она коротенькая. Есть время?
— Да, пока есть. Если кто зайдёт в аптеку, то я отключусь.
— Договорились. Я думаю, ты слышала про русского писателя Сумарокова Александра Петровича? Он жил в 18 веке. Оды всякие писал, эпитафии. Так у него воспоминание есть одно любопытное, и оно похоже на нашу историю. Он в 1750 году ездил хоронить своего соседа, помещика Паташева Владимира Алексеевича, и там ему рассказали о брате этого помещика, Андрее Алексеевиче, который за год до этого помер очень странным образом. Он был картёжником, любил выпить и женщин любил. Особенно чужих. Да. Так вот, один обманутый муж его хотел на дуэль вызвать, так он сбежал за границу и вернулся только через полгода. Думал, что всё забудется. Но ничего не забылось, обманутый муж был очень обижен, и обиду не собирался прощать. Так вот, приехал этот рогоносец в имение к Андрею Алексеевичу, и они в кабинете долго разговаривали на повышенных тонах, прислуга слышала. Вылетел рогоносец из кабинета, как ошпаренный, и крикнул ему напоследок: «Я знаю, как тебя наказать, не будет тебе упокоения, будешь до конца времён пыль на дорогах поднимать!» А тот только рассмеялся ему вослед. А через несколько дней упал он с лошади, разбился сильно, в горячке метался несколько дней. Врача к нему вызывали, потом из Петербурга ещё какой-то врач приезжал. Да только стал он худеть, и сил у него не было даже вставать. И почувствовал он, что умрёт скоро. И только одно повторяет: «Не пускайте его на двор, не пускайте!» А кого не пускать, не говорит. Батюшку к нему привезли, исповедовал он его. Вечером того дня он и умер. И увидела его жена, как отъезжает у них от крыльца двуколка, а на ней сидит этот самый рогоносец. И ещё, как только испустил дух Андрей Алексеевич, так в его комнате форточка от ветра захлопала так, что стекло в ней разбилось. Похоронили его, возвращаются все с кладбища, а перед ними ветер заклубился, и из пыли слова на дорожке появились «Я жив». Жена его сразу без чувств упала тут же. А потом несколько раз такое было, читает она книгу в комнате, а ветер листки переворачивает, и она чувствует, как ветер этот гладит ей руку. А у Владимира Алексеевича, брата его, на письменном столе лежал конверт, так там появилось слово «помоги». А осенью, месяца через три после похорон, у соседа этого, рогоносца, дом сгорел. Причём, все видели, как подняло ветром опавшие листья с земли, и они в трубу полетели, забили её. Дым и повалил в комнаты, вспыхнул дом в нескольких местах, сгорел, как спичка. Вдова Андрея Алексеевича имение своё продала и в Петербург уехала, не могла больше там находиться.
— Думаешь, это бахлаватка постаралась? — Спросила я.
— Думаю, что да.
— Больше похоже на какие-то суеверия.
— Зря ты так говоришь, Сумароков был очень образованным человеком, вряд ли он стал бы писать про суеверия. Просто, мы никогда не обращали раньше внимание на рассказы про всякие там ветра. А зря. Вот видишь, оказывается, ветер может быть не только природным. А ещё и таким, рукотворным. Я думаю, раз есть способ человека в ветер превратить, то есть и способ разделить их.
— Так Валентина же нашла способ поймать ветер.
— И что, ну привязала она его к дереву, он беснуется, дерево скручивает. А что дальше?
— Может в тех листках, которые в картине лежат, написано, как это сделать. Надо попытаться достать их и прочитать. Вот тут Валентина и может нам пригодиться.
— Если захочет. — Добавил Алексей Александрович.
Илья заехал после работы за мной, мы вместе с ним забрали Сакатова и поехали в Северный. Дениска оказался хорошим поваром, он нас накормил гречневой кашей с тушёнкой, хватило всем, и дня на три ещё осталось. Я взяла приготовленный мешок с детскими вещами, и мы все втроём поднялись наверх, к Ларисе Николаевне. Она с удивлением посмотрела на нашу многочисленную делегацию, но, не сказав ни слова, нас запустила. Сакатов, как истинный дипломат, начал издалека, то есть, опять с тринадцатого века. Потом выложил все наши карты, включая дневник Миши. Я сидела и смотрела на реакцию женщин. А посмотреть было на что. Если Валентина сидела и слушала, поджав узкие губы, совершенно с непроницаемым выражением лица, то у Ларисы Николаевны на лице проступали все оттенки — от полного непонимания, и до ужаса, особенно, когда она поняла, что её тайна стала достоянием гораздо большего количества людей, чем ей этого хотелось. После того, как Сакатов выложил всё, он попросил показать ему картину, Лариса Николаевна повела его в спальню, Илья тоже пошёл посмотреть. Я обратилась к Валентине:
— Валентина, раз уж так получилось, что мы стали невольными участниками этой драмы, пожалуйста, расскажите нам всё, как было. Мы постараемся вам помочь. У нас нет цели привлечь
