Мартин Райтер - Доспехи для героя

— Может, тебе холодно? — спросил вдруг Клаус Альбину и принялся демонстративно стягивать с себя куртку. — На мне теплый свитер, и я могу дать тебе свою куртку.

— Нет, спасибо, — ответила девочка. — Мне нравится, когда холодно, а сегодня, к сожалению, мороза совсем нет.

— Да, — кивнул Клаус. — Зимы теперь не те, что были раньше… Некоторые умники называют это следствием или результатом прогресса, хотя на самом деле это обыкновенное убийство природы. Когда я смотрю на звезды, мне порой кажется, что где-то там, в недосягаемой бесконечности есть девственные миры, где нет человека, этого самого жестокого, безжалостного и глупого существа во всей Вселенной. В тех мирах прозрачный, чистый воздух, и реки, из которых безбоязненно можно пить воду, и волки, которые мирно спят рядом с овцами. Тогда я спрашиваю себя: «Куда ты идешь, человек? Долго ли ты будешь еще рыть сам себе могилу?»

Генриха от такой патетики чуть не стошнило. Он решительно обогнал беседующую парочку.

— Знаете, — раздраженно сказал он, — я редко смотрю на звезды, и мне совершенно плевать, можно там пить воду из рек или нельзя. К тому же зиму я терпеть не могу, поэтому ваше умиление лютыми морозами вряд ли смогу достойно разделить. Говорить стихами я тоже не умею и поддержать вашу высокую беседу могу разве что своим унылым и скучным видом. Так что я лучше пойду, а то ты, Клаус, от переживаний за природу застрелишься, чего доброго, у меня на глазах, а этого я не вынесу.

Генрих развернулся и, не прощаясь, двинулся прочь от Альбины и Клауса.

— Подожди, Генрих! — крикнула Альбина, но мальчик сделал вид, что не услышал ее.

Глава X

ПРЕДСКАЗАНИЕ СБЫВАЕТСЯ

— Одна радость в жизни у меня — ты, — нежно сказал Генрих, придя домой и обняв щенка.

Ремос радостно чихнул, попытался лизнуть Генриха в нос, но мальчик отстранился и сказал:

— Это никуда не годится, малыш, я ведь тебе не мамаша Рекси.

Генрих положил в миску еду, а пока малыш чавкал и рычанием отпугивал невидимых соперников, предался размышлениям о тяжести жизни. Ведьмы и Каракубас как-то незаметно отодвинулись на задний план, а вперед выступил подлый Клаус Вайсберг. Друг, который в один месяц умудрился дважды предать Генриха.

«А я ведь только попросил его помочь, а он… А она? Тоже, красавица, хороша! Уши развесила, прямо как в оперном театре. Тут кто хочешь начнет гадости нашептывать. Н-да… Все они, девчонки, одинаковые — такой, как Клаус, для них находка. Убедительно, гад, треплется. Правду про него говорят: он своего не упустит! А как смотрел на нее? Вот бы ему по физиономии надавать, чтоб глаза запухли и он Польше никогда в жизни на чужих подружек не мог засматриваться. Но и я, конечно, тоже хорош, зачем звал его? Знал ведь, что он ни одной юбки не пропустит! А она, Альбина? У, ведьма!» — Генрих вдруг сбился со злой мысли и подумал про другое: «А ведь она то, пожалуй, меньше всего и виновата во всей этой дурацкой истории. Чего это я взъелся на нее? Разве она просила, чтоб я при ходил с другом? Нет. Она что, говорила иди, Генрих, и раньше чем через месяц не приходи?.. И потом, почему я должен нравиться ей больше, чем этот болтун Клаус? За два раза, что я с ней говорил, я ничего умного так и не сказал. Она наверняка думает, что я псих. У нее бабка ведьма, а тут еще и я, со своими выделками. Бедная Альбина! Как она сказала? У меня в городе совсем нет друзей? Это уж точно, откуда друзьям взяться, если вокруг одни ведьмы, психи и угодничающие болтуны!»

И результате долгих раздумий Генрих решил, что несчастной, лишенной друзей Альбине нужно непременно подарить щенка Ремоса. «Я-то уж точно в друзья не гожусь, а собаки — существа преданные, верные и добрые. Альбине такой друг и защитник будет чтим подарком. Щенок ведь и в самом деле удивительный: с его появлением исчезли все мои страшные сны. Альбине такой друг не помешает. Кто знает, вдруг щенок отпугивает злых духов и ведьм?»

Часам и пяти Генрих окончательно утвердился в споем решении Он еще раз покормил щенка, оделся, а потом вместе с ним вышел из дома. Ремос какое-то время недовольно ворочался под курткой мальчика, но вскоре затих и уснул, согретый теплом человеческого тела.

Уверенным шагом Генрих приблизился к дому, где проживала Альбина, но возле самого подъезда вдруг резко свернул в сторону и с несчастным видом поплелся на аллею, к школе Св. Якуба. Там он уселся на скамейку и просидел на ней до глубокой темноты. Это, впрочем, было не очень долго, так как зимой темнеет рано. «Лучше всего мне па этой лавочке замерзнуть до смерти, потому что таким трусам, как я, нет никакого прощения, — злясь на себя за нерешительность, думал Генрих. — Вот уж тогда радости будет Клаусу. Во-первых, в мире не останется, никого, кто бы знал, какой он трус. А во-вторых, ничто больше не будет ему помехой в его сердечных делишках».

Наконец, когда ненависть к Клаусу и к самому себе стала совершенно нестерпимой, Генрих предпринял еще одну попытку войти в дом ведьмы Карлы. Мальчик свернул за угол и вдруг вздрогнул, разглядев в свете уличного фонаря Альбину и Клауса. Так как Альбина была одета легко, Генрих понял, что она только что выскочила на улицу и не собиралась долго здесь оставаться. Генрих быстро пересек освещенное место и, используя густой кустарник как прикрытие, приблизился к беседующей парочке. Совесть Генриха пыталась этому воспротивиться, но не узнать, о чем говорят между собой предатель Клаус и неверная Альбина, было для Генриха равносильно смерти.

— И чего ж ты от меня хочешь? — услышал мальчик насмешливый голос Альбины.

— Еще раз увидеть тебя. Подумать только, мы расстались не так уж давно, а мне кажется, что минуло тысяча лет и жизнь моя кончилась, — страдальческим голосом говорил Клаус Вайсберг. Генрих подумал, что подлец наверняка еще и слезу пустил, как настоящий актер.

— Ну и как, легче стало? Теперь я могу идти? — не очень дружелюбно сказала Альбина.

— Постой, если ты уйдешь, я тотчас влезу на дерево и брошусь вниз головой.

— Не бросишься, ты слишком себя любишь.

Клаус запнулся, но тут же предпринял еще одну попытку удержать ситуацию под контролем.

— Прыгну! Клянусь, что прыгну. Ты меня еще не знаешь. Мели я кого-то полюбил, значит, это навсегда — он снял куртку и протянул Альбине. — Подержи.

Девочка взяла куртку и вдруг рассмеялась:

— Эх, Клаус, Клаус. В этом то ты весь. Говоришь, что собираешься разбиться насмерть, а сам мне куртку на хранение отдаешь. Зачем же тебе куртка-то? Насмерть ведь прыгать собрался.

— А ты, Альбина, жестокая, — обиженно буркнул Клаус. Я к тебе со всей душой, а ты…