Константин Соловьёв - "Нантская история"
Я улыбнулась неуклюжей попытке Бальдульфа сменить тему, но отец Гидеон съел историю с совершенно серьезным лицом. Может, он и сам повидал что-то похожее.
— Спасибо, Бальдульф. Да, такие случаи не редкость. Что же до этого дела, капитан Ламберт заверил меня, что оно прекращено. Даже будь у бедолаги семья, Церковь не собирается взимать с нее причиненный ущерб. Поэтому все ваши вопросы, Альберка, не имеют смысла. А пришел я единственно с той целью чтобы уточнить у вас про Темный культ.
Несмотря на то, что рядом стоял Бальдульф, надежный и прочный, как гранитная скала, а отец Гидеон по-прежнему смотрел на меня с легкой выжидающей улыбкой, сердца коснулся неприятный холодок. Может, потому, что в устах священника зловещие слова «Темный культ» звучали куда как менее безобидно, чем накануне. Даже как будто лампа мигнула, на крошечную толику мгновенья погрузив помещение в холодную темноту.
— Это было мое предположение, — сказала я, смело глядя ему в глаза. Преломленный тонким стеклом очков, взгляд священника казался отточенным ланцетом, — И даже если оно вас не удовлетворяет, вы не можете мне запретить делать выводы.
— Не в моей власти запрещать людям думать…
— Что, конечно, вас очень гнетет.
— …я лишь хотел призвать вас задуматься о благоразумности подобных выводов. Темные культы, это порождение скверны, исчезли много лет назад, и исчезли начисто. Для этого Святой Престол приложил неисчислимые усилия. И многим тысячам людей пришлось заплатить за это, кому жизнью, а кому и бессмертной душой. Мне прискорбно слышать от столь образованной и, несомненно, рассудительной юной дамы, как вы, подобные допущения. Любое упоминание всуе Темных культов проклятых веков есть грех.
— Вы как дети, — фыркнула я, — Которые считают, что если перед сном сказать «Тролль», тот явится за ним ночью и утащит в свою берлогу!
— В начале всего сущего было Слово! — внушительно сказал отец Гидеон, подняв вверх палец, — И нет ничего удивительного в том, что связь между словом и окружающими нас вещами подчас куда более крепка, чем нам видится, или чем мы склонны замечать. Крикни «Волки!» — и небольшой городок вскипит, как при пожаре. Скажи какому-нибудь знатному вельможе «Подлец!» — и может статься гражданская война. И слово «Темный культ», ей-Богу, куда опаснее многих.
— Глупо надеяться, что запретив слово, вы запретите и его смысл, — мне как никогда захотелось пожать плечами, — Или вы не проходили в семинарии синдром Герострата?
— Я бы хотел запретить чуму, запретив слово «чума», — вздохнул отец Гидеон, — Но и это не в моей власти. Слово — это искра, моя дорогая Альберка, — от «дорогой» меня покоробило, — и не обязательно от искры сразу бывает пожар. Огонь может долго тлеть под полом, не издавая дыма, прежде чем превратится в настоящее пламя, которое спалит и дом, и квартал, и весь город. И наша цель — не допустить этого пожара. Мы не боимся памяти о чумных проклятых веках и бесновавшейся нечисти, Церковь не сражается с наукой, она сама и есть наука, а события былых веков не более чем история. Но если каждый где ни попадя начнет видеть следы присутствия Темных культов, поднимать тревогу и бить в набат, ничем добрым это не кончится, поверьте мне. Подобные разговоры лишь вызовут панику среди прихожан, и раздражение клира. Это игра с огнем, а огонь не та стихия, которая понимает шутки и знает, когда пора остановиться.
— Скажите просто, святой отец, вы запрещаете мне упоминать Темные культы? Запрещаете как обличенный властью служитель?
— Я не запрещаю, — он вздохнул, — Я предостерегаю вас. Хорошо, что эти слова коснулись именно моих ушей. Со слов Ламберта я создал представление о вашем характере и ваша безапелляционная уверенность во многих вещах тоже мне отчасти понятна. Поэтому я не собираюсь сколько бы то ни было заострять внимание — свое или чужое — на этих домыслах про Темный культ. Но учтите, если бы на моем месте был кто-нибудь другой, сегодня в эту дверь мог постучаться не простой старый священник вроде меня, а отряд епископской стражи. И я не уверен в том, что вас, как некрещеную, ждали бы лишь избитые банальности и неубедительные доводы. Вы понимаете меня?
Его сложно было не понять.
— Превосходно понимаю вас, святой отец.
— Спасибо. Как редко мне попадаются люди вроде вас!..
— Если бы они попадались чаще, вы бы не обрадовались, — пробормотала я вполголоса, но отец Гидеон, кажется, не услышал.
— Я надеюсь, вы действительно учтете сказанное мной. Мне искренне не хотелось бы чтоб вы по молодости и свойственной ей несдержанности навлекли на себя какие-либо неприятности. Это бы тяготило меня. А теперь я, пожалуй, пойду. Я бы с удовольствием задержался бы здесь на большее время, просто ради удовольствия побеседовать с вами и, кто знает, наставить на путь истинный, но я не всегда принадлежу самому себе. Как вы знаете, через семь дней наступит Праздник Тела и Крови Христовых, всегда имевший для нашего собора особенную важность, так что я вынужден отбыть чтобы руководить приготовлениями для службы. Прощайте, и да пребудет с вами милость Господня! А вы, дочь моя, если ощутите в себе желание побеседовать со мной относительно веры, можете рассчитывать на меня в любое время. Я думаю, нам будет о чем поговорить. Прощайте.
Отец Гидеон вышел. В дверном проеме, залитым грязным сероватым светом дня, черным вороновым крылом взметнулась его сутана, и дверь закрылась.
Бальдульф обессилено опустился на лавку.
— Думал, у меня сердце треснет. Настоятель собора Святого Дометиана в моем доме! Клянусь карточными долгами апостола Фомы, отродясь такого не думал! В моем доме, сам… треску съел… Уж не сам ли Император заявится к нам завтра, а, Альби?
— Все может быть. Но ты прав, лучше заготовить треску впрок. Кто знает императорские вкусы?..
— И прекрати язвить, чтоб тебе грыжу!.. Твой язык тебя уже под виселицу чуть не затащил, ощутила? А ну как действительно попался бы не отец Гидеон, а кто попроще? Темные культы… Девчонка! Привыкла, что возятся с тобой, аки со Святым Граалем, вот и распустилась, возомнила себе невесть что… Я таких священников видел, которые в медного быка за один чих отправляли! Тебе бы молиться на отца Гидеона, за то что не осерчал, а напротив, голову твою бедовую из неприятностей вызволил, а ты что? Все язвишь, как змея подколодная!
Я по опыту знала, что когда Бальдульф сердится, лучше не перечить ему, в такие минуты он раскалялся, как печь, и мог испепелить неосторожно прикоснувшегося к нему. Наверно, семья — это и есть умение терпеть другого человека достаточно долгое время. Если так, у нас была самая образцовая семья во всем Нанте.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});