Надежда Попова - Пастырь добрый

– В беседе с отцом Бенедиктом, – заговорил Курт уже серьезно, – я обмолвился, что желаю подать еще одно прошение о твоем освобождении от нашей опеки…

– Знаю, – отозвался помощник и, перехватив вопросительный взгляд, вздохнул. – Я ведь тоже с ним говорил… или, точнее, он говорил со мною.

– И – тебе было сказано то же, что мне?

– Судя по всему, да. Я свободен и могу валить на все четыре стороны.

– Ну и хорошо, – пожал плечами Курт, – все равно ты у нас не прижился.

– Да брось ты, – хмыкнул Бруно снисходительно. – Мы отлично сработались в паре, и мы оба это понимаем; да и кто еще сможет тебя терпеть?.. Кроме того, он был прав, этот Крюгер. Не умею я жить просто так, а, как показала практика, ничего иного, кроме службы в Конгрегации, у меня должным образом не выходит. Сказал тебе отец Бенедикт, какой мне предлагается выбор?

– Сказал… Неужто ты впрямь на такое пойдешь? Так мечтал о свободной жизни – и снова решишься в неволю?

– Так ведь на сей раз – по собственному произволению.

– Странная тварь человек, верно сказал Дитрих, – вздохнул он, и Бруно помрачнел:

– Вот тебе еще одна причина. После всего, что я узнал, что увидел, после всего, что было – неужели ты думаешь, что я смогу просто отойти в сторонку и продолжить жить, как ни в чем не бывало? Что смогу обитать где-нибудь в свое удовольствие, словно в мире все по-прежнему, как было для меня пару лет назад? Я могу что-то сделать; не мог бы – отец Бенедикт не предлагал бы мне остаться, а значит, это что-то сделать должен.

– Гляди-ка, – заметил Курт почти всерьез, – чувство ответственности – штука, оказывается, заразная… Но ты понимаешь, что это означает? Больше шанса тебе не дадут, и если через все те же пару лет ты вдруг захочешь все бросить – так просто это уже не выйдет.

– Навряд ли захочу, – невесело усмехнулся подопечный. – Жаловаться буду, нудить, брюзжать, но бросить – не выйдет не только потому, что не отпустят. Не смогу – сам. Отец Бенедикт сказал, что год я должен посвятить обучению, дабы должность помощника хоть как-то отвечала действительности; что ж, пусть так. Даже интересно…

– Не меня одного будут гонять по плацу, – отметил Курт. – Это греет душу. Когда еще кому-то плохо, собственные мучения уже кажутся вполовину меньше. А сказал он тебе, на какой срок ты попадаешь в эту упряжь? Может, ты попросту не в курсе…

– Нет, я в курсе. До конца срока твоей службы. Ну, если тебя не шлепнут раньше. Тогда я волен пересмотреть свое решение.

– Возьми на заметку, – посоветовал Курт наставительно. – Если захочется уйти – просто подсыпь мне яду в пиво.

– Дорого, – отозвался Бруно, поморщась. – Лучше я снова дам тебе кувшином по черепу. Или расскажу отцу Бенедикту, как ты намеревался вызвать Христа в Друденхаус – и он сам тебя прибьет.

Курт промолчал, застопорившись вдруг, и подопечный, проследив его взгляд, остановился тоже. Впереди, всего в десяти шагах от строящегося помоста, двое мальчишек раскручивали веревку, напевая какую-то считалку, а третий сосредоточенно поджимал ноги, перепрыгивая через веревочную дугу.

– Как мило, – покривился Бруно. – Наглядный пример изменчивости и вечности жизни…

– Ты слышишь, что они поют? – напряженно проговорил Курт, и тот ахнул:

– Неужто ересь какую?

Мгновение он стоял на месте молча, а потом решительно зашагал вперед; стоящий к нему лицом мальчишка отступил назад, прыгающий запутался в веревке, и третий, не успев выпустить ее, налетел на приятеля, едва не сбив на мостовую. О том, пугают ли им непослушных детей в Кёльне, Курт подумал мельком, ухватив падающего за шиворот и рывком установив на ноги.

– Мы ничего такого не делали, – предупредил один из мальчишек, медленно отступая назад. – Здесь просто места больше, сейчас на улицах тесно…

– Стоять, – потребовал Курт, повысив голос, когда тот отошел уже на приличное расстояние, явно готовясь дать стрекача. – Скачите вы хоть по кладбищу, – выговорил он раздраженно, – мне все равно… Что это за песенка такая?

– Считалка… – растерянно и опасливо пояснил мальчишка. – Чтоб прыгать удобнее…

– Слова, – пояснил Курт. – Повтори, что ты говорил сейчас.

– Fünf, sechs, sieben[229], тихо под речною зыбью…

Бруно за спиной втянул воздух, едва им не подавившись, и мальчишки втиснули головы в плечи.

– А что? – уточнил нерешительно один. – Ничего такого нет, майстер инквизитор, это просто считалка…

– Скажи целиком, – попросил Курт уже чуть тише и, когда те переглянулись, осторожно подмигивая друг другу, попытался сбавить тон еще: – Я вас ни в чем не обвиняю. Просто скажите слова.

– Eins, zwei, выбирай, кто-то в ад, а кто-то в рай… Drei, fier[230], Фридрих всех зовет на пир…

– До конца, – потребовал он, когда мальчик запнулся.

– Fünf, sechs, sieben, – настороженно выговорил тот. – Тихо под речною зыбью… acht, neun, zehn[231], прыжок! Слушай дудочку, дружок…

– Вы сами придумали? – уточнил Курт и, увидев напряжение в глазах, повторил: – Я ни в чем вас не буду обвинять, ясно?.. Так что же? Вы придумали ее сами?

– Нет… – проронил все тот же мальчишка. – Просто услышали…

– Где?

– Ну, как – где… у других… Да ее все знают. Ну, наверно, придумал кто-то, это понятно, только я не знаю, кто. Просто… просто все ее знают, и всё.

Несколько секунд Курт стоял неподвижно, глядя в мостовую под ногами, а потом молча двинулся прочь, через площадь мимо возводящегося помоста.

– Что все это значит? – догнав его, спросил подопечный чуть слышно и, не дождавшись ответа, встряхнул за рукав: – Эй! Какого черта!

– Он пытается вернуться, – пояснил Курт тихо. – На сей раз сам. Своими силами. И когда это удастся, совладать с ним будет куда сложнее…

– «Он»? – уточнил Бруно. – То есть – Крюгер?.. Я не понял; мы ведь, кажется, уничтожили его? Ты же говорил – мы его уничтожили!

– Я такого не говорил, – все так же тихо возразил он. – Я сказал, что Фридрих Крюгер изгнан, я не утверждал, что – уничтожен. Оставшись без тела и артефакта, он возвратился туда, откуда пришел, и там никто не сумеет помешать ему копить силы, чтобы снова явиться в мир живых.

– Не понимаю… – растерянно произнес помощник. – И ты знал это, знал, что он может вернуться, когда…

– Когда убивал Дитриха? – договорил Курт за него. – Да, знал. Что это не навечно – знал.

– Но ты ведь говорил – его стихия вода, и огонь…

– …уничтожил флейту и преградил ему путь. Да. Этот путь. Сейчас преградил. Вода… Вода – стихия Хаоса; попроси отца Бенедикта рассказать тебе о нем подробнее, когда начнется твое обучение. Стихия Хаоса, в котором он нашел себе покровителя; вот только в отличие от Бернхарда, Крысолов не слился с ним, не утратил личности, не забыл себя и всего того, чему научился в жизни, а научился он многому. И не только вызывать дождь или топить крыс в реке, и его практика связана не только с использованием именно этого элемента. Подумай сам – будь лишь вода его союзником, только вода – какую работу он избрал бы себе, обосновавшись в Хамельне? Водоноса или мельника, или еще чего-либо в том же роде, а он…