Надежда Попова - Утверждение правды

Фридрих молча кивнул, не возразив, и Курт отступил от двери, освободив проход.

Когда Хауэр под руку вывел в коридор шатающегося, бледного, как смерть, бывшего подопечного, стоящие у двери застыли в недоумении; боец фон Редера уставился на кровавое пятно на плече Йегера оторопело, а зондер – с обреченностью, замешенной на ненависти, и с тем вместе – с состраданием…

– Дитер, – окликнул его Курт, и тот обернулся, глядя на майстера инквизитора напряженно. – Хельмут передан под покровительство Его Высочества, который принял решение заменить ему смертную казнь на тюремное заключение. Однако, пока он здесь, забота о его жизни и здоровье лежит на нас. Бегом к остальным, – распорядился Курт, увидев, как во взгляде Дитера фон Дюстерманна, брошенном на принца, мелькнуло безграничное удивление. – Пусть кто-нибудь идет к лекарю: ему наверняка понадобятся лишние руки. В остальном распорядок дня становится прежним, каким был до всего произошедшего. Это – понятно?

– Да, майстер Гессе, – кивнул зондер; помявшись, обернулся на противоположный конец коридора, куда ушли его бывший собрат по служению и инструктор, и развернулся, устремившись к лестнице бегом.

Сентябрь 1397 года, Богемия.

Попытаться побеседовать с Рудольфом Адельхайда решилась лишь ближе к обеденному часу, все время до тех пор проведя в комнатах гостящих в замке дам.

С каждым новым посещением, с каждой новой беседой, с каждой следующей собеседницей все более становилось ясно, что принесенная фон Люфтенхаймером информация уже не является в полной мере тайной: чья-то служанка слышала, чей-то паж уловил обрывок разговора, чья-то горничная говорила с кем-то из обслуги, чьи-то родичи проживали в городе – словом, весть о ночном бесчинстве, устроенном последователями древних культов, уже неотвратимо расползалась по замку, возбуждая толки, пересуды и страхи.

В коридорах уже не попадались взбудораженные девицы, королевский дворец снова обезлюдел, и по пути к комнате Императора навстречу не попалось никого, кроме напряженных, настороженных стражей, многие из коих явно были осведомлены о происходящем куда меньше, чем какой-нибудь поваренок. Остановившись перед дверью, Адельхайда вслушалась – из-за створки, кажется, донеслись звуки нескольких голосов; или показалось?.. Она помедлила, прислушиваясь внимательней, и, ничего более не услышав, решительно, без стука, распахнула дверь.

Оба инквизитора были здесь: один стоял уже в двух шагах от двери, другой – напротив сидящего подле стола Рудольфа. На мгновение в комнате повисла тишина, присутствующие уставились друг на друга – следователи с подозрением, Адельхайда с растерянностью, Император – почти с испугом…

– О, господа дознаватели! – с подчеркнутым удовлетворением произнесла она, наконец войдя и закрыв дверь за собою. – Как хорошо, что вы здесь. Я намеревалась поговорить с вами.

– А вы всегда врываетесь в императорские покои без стука, госпожа фон Рихтхофен? – осведомился один из инквизиторов, даже не пытаясь скрыть неприязнь, сквозящую в неестественно голубых глазах; Адельхайда оскорбленно нахмурилась:

– А вы всегда задаете женщинам такие вопросы, майстер инквизитор?

– Я задаю множество разных вопросов, – холодно усмехнулся тот. – Мужчинам и женщинам; как в комнатах, в которые они врываются, так и в тех помещениях, откуда они хотели бы вырваться.

– Не надо меня запугивать, – фыркнула она. – Сегодня первенство в запугивании у вас перехватила Дикая Охота. Вы знаете, о чем говорят все во дворце, майстер инквизитор? О том, что Прагу и нас самих защитили какие-то язычники с жареным кабаном. Люди напуганы. Женщины готовы падать в обмороки каждую минуту…

– Но не вы, – заметил второй инквизитор, и Адельхайда кивнула, холодно улыбнувшись:

– Не имею такой дурной привычки. И здесь я – в некотором роде как парламентер от всех них.

– И какова же ваша миссия?

– Женщины боятся! Их мужья не могут их защитить, потому что против таких сил никакая рыцарская выучка не выстоит, и то, что казалось им избавлением минувшей ночью, сегодня может оказаться самообманом.

– И они верят в эти слухи?

– Испуганная женщина готова поверить во что угодно, – многозначительно произнесла Адельхайда. – Но паника еще не захватила умы. Однако все хотят знать, что вы намереваетесь делать, как действовать, что вам удалось выяснить, что за люди вами арестованы и не надо ли всем нам бояться того, что возможные малефики пребывают в подвале королевского дворца, рядом с нами.

– Этого опасаться нечего, – заверил ее голубоглазый следователь, окинув собеседницу подчеркнуто оценивающим взглядом. – И все же кажется мне, что, говоря «мы», вы несколько лукавите, госпожа фон Рихтхофен. И не только сейчас, не только сегодня. Не стану скрывать, что ваша персона привлекла наше внимание, ибо, согласитесь, вы не типичная женщина.

– Это только пока, – подчеркнуто доброжелательно улыбнулась Адельхайда, распрямившись. – Времена меняются, майстер инквизитор, и когда-нибудь быть типичной женщиной будет означать быть такой, как я.

– Сохрани нас всех Господь, – с чувством произнес второй инквизитор, и его напарник спросил уже без улыбки:

– Для чего вы говорите с нами, госпожа фон Рихтхофен? Вам самой – что от нас нужно? Вы так же, как ваши подруги, боитесь, что Дикая Охота разнесет Прагу по камешку? Или тоже думаете, что вчера нас уберегла языческая церемония, и надеетесь, что мы скажем вам об этом или, напротив, разубедим? Вы не кажетесь мне особенно напуганной.

– Да, у меня свой интерес, – кивнула она, подступив на шаг ближе и понизив голос. – Я полагаю, что люди в Праге также опасаются происходящего. Я слышала, что многие желают съехать из своих домов, кто-то даже решил их продать… Как полагаете, такие слухи имеют под собою основание?

– Какое именно для вас это имеет значение, госпожа фон Рихтхофен?

– Неужто не понимаете? – с искренним удивлением округлила глаза Адельхайда. – Если слухи верны – это будет означать, что недвижимость в Праге подешевеет.

– Стало быть, то, что мы узнали о вас, правда? – с еще большей неприязнью вымолвил голубоглазый. – И вы…

– Я не понимаю, чего я должна стыдиться, майстер инквизитор, – вздернув подбородок, перебила она. – Кто-то развлекается вышиванием, кто-то изучением древней литературы, а я убиваю скуку и заодно приумножаю состояние, оставшееся мне от мужа, так, как научил меня все тот же мой муж. Я никого не обманываю, не занимаюсь подлогами, не даю денег в рост, а участвую в честных торговых сделках. Если пражцы так или иначе буду продавать свои дома задешево, отчего бы им не продать их мне или кому-то по моей рекомендации? Или вам неприятно именно то, что этим занимается женщина? Лично я не вижу разницы между продажей своих драгоценностей, купленных у торговца, чем занимается каждая вторая обедневшая баронесса, и продажей чужого дома, купленного у его хозяина.