Дмитрий Самохин - У черного дуба с красной листвой

– Маму давно не видел. Хочу обнять напоследок.

– Никак ты помереть собрался, – удивился я.

– С чего бы? – возмутился Стекляшка. – Скажете тоже, преподобный. Ну, как вам не стыдно такие ужасы разговаривать. Мамаша у меня старенькая, того и гляди прикажет поминки справлять. Боюсь не успеть. В последний раз я ее лет десять назад видел. Хотелось бы напоследок…

– Так в чем проблема, не понимаю. Ты же имеешь право на ежегодный отпуск на Большой земле. Сходи к шерифу, он тебе пропуск выпишет. Успеешь и с матушкой своей попрощаться и мир посмотреть, – предложил я.

Пышнобородый принес большой чайник и две кружки, наполнил их и с достоинством удалился.

– Тут дело такое, тонкое. Мама моя не знает, что я альтер, – тихо произнес Стекляшка, так что я с трудом понял, о чем он говорит.

Ничего себе новость. Он что получается стесняется своей необычности. Такое редко встречается на улицах Большого Истока. Стекляшка у нас не просто пьяница беспробудный, он еще и чрезвычайно деликатный и стеснительный человек. Вот никогда бы не подумал.

– Подбрось да выбрось, как ты умудрился от матери это скрыть? – спросил я.

– Так она у меня давно с головой не дружит, с тех пор как портвейшком увлеклась. Обмануть ее труда не составило.

– И где ты тогда все эти десять лет пропадал? Что матери-то скажешь? Она небось тебя давно похоронила.

– Это как раз не проблема. Она считает, что я в лунной экспедиции, осваиваю наш недружелюбный спутник. Вместе с другими героями строю лунную базу. Об этом постоянно по новостям крутят. А я ей время от времени письма пишу и отправляю.

– Ну, ты даешь, – выдохнул я изумленно и сделал глоток чая, он показался мне очень терпким.

– А что мне оставалось делать. Мама с детства не любила выскочек. А тут я, весь такой из себя необычный. Совсем бы со мной разговаривать не стала. Прокляла бы, как есть, – возмутился Стекляшка.

Хлопнул в сердцах кулаком по столу, чуть весь чай не расплескал.

– Потише. Не буянь, – поспешил я его успокоить.

Стекляшка тяжело вздохнул, взял в руки чашку, отхлебнул чай, огорченно уставился на напиток и снова тяжело вздохнул. Да, это далеко не предел мечтаний старого пьяницы. Сейчас бы ему водочки немного, или крепленого пару бокалов. Я читал его настроение, словно открытую книгу. И, кажется, догадывался, почему Стекляшка вдруг пить бросил. Решил нормальненьким прикинуться. Может, все дело в тоске по умирающей матери (с чего я взял, что она умирает, Стекляшка известный врун), а может свободы мужику захотелось, погулять вволю. Но чем я мог ему помочь? Сколько он сможет продержаться? Год-два или пару месяцев, а потом сорвется и возьмется за старое. В лучшем случае его к нам назад запихнут, в худшем прикончат при аресте. Но все равно во всем обвинят меня, да шерифа. Мол, недоглядели, выпустили опасного необычника, а он на свободе вон чего натворил. Нельзя так. От таланта своего отречься не получится. Все равно природа верх возьмет.

– Скажи, что ты от меня-то хочешь? Может и помогу чем-нибудь, – спросил я.

– К нормальной жизни хочу вернуться. К обычникам, чтобы за своего приняли. Может, напишете за меня письмо, я комиссию, какую надо пройду, – с надеждой во взгляде спросил Стекляшка.

– Не могу я, Дим. Лучше и не проси. Так не бывает. Ты не можешь от своего таланта отказаться, – вкрадчиво, словно с неразумным малышом разговариваю, произнес я.

– Да что у меня за талант-то никчемный такой, никакого прока от него нет. Нажраться, да исчезнуть. Какой в этом смысл! – В сердцах воскликнул Стекляшка.

– Нам не дано понять замысел творца, который наделил нас теми или иными талантами, – тоном проповедника произнес я.

– Бросьте гнать пургу, преподобный. Какой творец? Если он и впрямь имеет к этому отношение, то у него ужасное чувство юмора, или он знатный извращенец, – зло произнес Стекляшка.

– Не нам судить о делах творца, – миролюбиво заявил я, но все же не удержался. – Подбрось да выбрось, Дима, что ты разнылся. Возьми себя в руки. Ты и сам можешь не догадываться, какой важный у тебя талант. А если тебе так надо проведать мать, то наберись сил, чтобы показать ей себя таким, какой ты есть. Хватит играть спектакль, у тебя это плохо получается.

Я допил чай под жалобным и одновременно злым взглядом Стекляшки, поднялся из-за стола и сказал:

– Если ты не возражаешь, я пойду. Дел по горло.

Не дождавшись ответа, я вышел из «Зеленого фонаря». За выпитое заплатит Стекляшка, в конце концов, это он меня туда затащил, это ему совет нужен был. Хотя из меня сегодня плохой советчик. Тоска заедает, оттого я и не в настроении.

Оказавшись на улице, я не сразу сообразил, что вижу перед собой. Должно быть Пышнобородый мне что-то в чай подсыпал. Какую-то дикую заварку из галлюциногенов собственного изобретения.

Прямо передо мной лениво текла асфальтовая река, над ней клубился пар и чуть вдалеке медленно погружался на дно маленький желтый автомобиль, принадлежащий тетушки Пиу. Летать она от рождения не умела, вот и пользовалась колесами.

Я несколько раз моргнул глазами, в надежде, что видение рассосется, но ничего не получилось. Асфальтовая река текла, пар клубился, автомобиль тонул. И было в этом всем какая-то обыденность, обыкновенность, словно так и должно быть. Только вот я никак не мог понять, почему.

Мне нужно было перейти улицу, чтобы продолжить путь до «Зажигалки», где я надеялся отыскать Ника Красавчега, не мог же он целую вечность зависать у вдовы Чернусь. Но теперь эта задача казалась невыполнимой. Лодку мне что ли искать, или полетом воспользоваться. Скорее второе, лодка вероятно потонет или сгорит. Асфальт горячий, вон и автомобилю не повезло.

Я переступил с ноги на ногу, поднял руки вверх и медленно взмыл в голубое небо. Лучше бы я этого не делал. Вообще мне надо было сегодня дома остаться, подбрось и выбрось, выпить бутылку вина, почитать умную книгу, вздремнуть пару часов, посмотреть телевизор. Сделать все то, до чего у меня обычно руки не доходили.

Оказавшись выше домов, я взял курс на «Зажигалку», которая уже выглядывала в хитросплетении плавящихся улиц. До нее лететь – пара минут. Я поднажал, пошел на снижение и оказался возле бара «Зеленый фонарь». Почувствовав под ногами твердый тротуар, я огляделся по сторонам и убедился в том, что каким-то образом сделал круг и вернулся на прежнее место. Это было немыслимо. Но так случилось.

Асфальтовая река текла, пар клубился, автомобиль тонул.

Мир, кажется, сходил с ума.

Я вновь поднялся в воздух и взял курс на «Зажигалку». Только обратил внимание, что небо заволокли красные тучи. Откуда моли взяться тучи такой расцветки над нашим мирным и безмятежным районом. Происходящее начало меня пугать. И я совсем не удивился, когда опустился на тротуар перед «Зажигалкой», а оказался возле «Зеленого фонаря».