Анна Мурадова - Беглая книга

Но довольно с меня наставлений. Лучше я позабавлю тебя одним происшествием, которое нейдет у меня из головы даже теперь, по прошествии двух недель после случившегося.

Как я сообщал тебе ранее, Ив, мой кузен, с которым ты изволил познакомится три года тому назад, унаследовал небольшой замок в Керзервенн, женился, и, кажется навсегда решил осесть в этой приятной и живописной местности. Кузен мой небогат, да и наследство ему досталось сомнительное, не замок, а одно название. О, ты не знаешь, что такое нижнебретонская знать! Это люди, которые немногим отличаются от местных крестьян как по доходам, так и по образованию. Я ни в коей мере не стремлюсь принизить достоинства моего кузена, напротив, я всячески восхищаюсь простотой и скромностью нравов, царящих в отдаленных от больших городов уголках нашей милой Бретани. Люди здесь не развращены роскошью, они живут скромно и весело, в труде и в молитвах… Однако их религиозное чувство не всегда уберегает их от греха, к тому же Ив как был, так и остался богоборцем, в чем я и имел возможность убедиться.

Итак, я прибыл в Керзервенн поздно вечером. Дорога была ужасной, я отбил себе зад, пока проехал по всем ухабам, которыми так богаты наши дороги! О, эти нижнебретонские дороги! Пожалуй, ни в одной стране мира, включая самые отдаленные, не найдешь ты таких скверных дорог! Как только пойдет дождь (а он в нашей сырой местности идет чуть ли не каждый день), путь превращается в сплошное грязное месиво. Стоит этому месиву чуть подсохнуть, и любой проезжающий экипаж вздымает тучи пыли; осенью и зимой же грязь смерзается неровно и бедный путешественник вынужден подпрыгивать и метаться, то и дело приземляясь на жесткую скамью. Вот такой нелегкий путь проделал я до Керзервенн, где нашел моего кузена в добром здравии. Он встретил меня весьма радушно и тут же познакомил меня со своею женою, премилым созданием семнадцати лет от роду. Она оробела при виде меня, и от того казалась еще прекраснее. Щеки ее были румяны подобно спелым яблочкам, белые кудри придавали ей поистине ангельский вид. Она была воспитана и любезна, несмотря на свое довольно скромное происхождение. Глядя на ее полную грудь и круглый живот, я предположил, что она намеревается продолжить славный род Ле Пеллетье, и не ошибся в своем предположении.

Кузен мой болтал без умолку, он провел меня по всем помещениям, хвалясь обустройством замка. Скажу тебе, друг мой — разумеется, то, что я сообщаю тебе, я не осмелился высказать вслух при моей кузене и его очаровательной супруге — тот монастырь, где мы воспитывались, кажется мне после посещения замка Керзервенн весьма уютным и обустроенным с учетом удобства в нем проживающих. Как описать тебе состояние замка? Вообрази старинное строение (а постройка, думается мне, была возведена сразу после окончания Столетней войны), готовое вот-вот обрушиться; крыша его перекосилась и протекает в нескольких местах; стены держатся на молитвах обитателей замка, а все столбы и балки прогнили так, что мне страшно было прикоснуться к ним рукою.

Впрочем, радушный прием хозяев и сытная еда несколько скрасили неблагоприятное впечатление от сего исторического здания. В камине был зажарен специально для меня молочный поросенок; слуга принес на стол несколько бутылей местного сидра.

О, если бы ты знал, что за сидр пил я в Керзервенн! Золотистый, нет, янтарный, чуть терпкий, игристый, он пощипывал язык и оставлял после глотка приятный привкус. Он опьянял мягко и незаметно, так что все вокруг вдруг становилось добрым и приятным, и я не замечал уже ни сырости, ни пятен плесени на стенах, ни гнилых перекрытий над головой… Разговор становился все более увлекательным, а моя новоиспеченная родственница казалась самой прекрасной женщиной на свете…

…Воздействие сидра на наше грешное тело тебе известно. По прошествии некоторого времени я ощутил сильный зов природы и вынужден был осведомиться, где находится то самое место, куда мне следовало отправиться, чтобы сделать то, что за меня исполнить никто бы не смог. Хозяин замка встал из-за стола и, проводив меня на крыльцо, указал в дальний угол сада, весьма, надо сказать, запущенного. Я поблагодарил его и отправился, куда мне было указано, дабы выполнить свой долг перед природой. С превеликим трудом отыскал я указанное строение, скрытое густыми зарослями. Войдя туда, я ощутил, что долг мой перед природой серьезнее, чем я предполагал ранее, и уселся, намереваясь предаться размышлениям в уединении.

Прошу простить меня заранее, любезный мой, за включение столь низменных и не совсем пристойных подробностей в мой рассказ, однако без них он теряет весь смысл. Итак, по прошествии некоторого времени я стал озираться в поисках бумаги, тряпки, или хотя бы пакли для достойного завершения моего дела. Ты смеешься, когда читаешь эти строки? А мне, представь, было не до смеха. В Керзервенн читают и пишут мало, бумага в этих краях дорога, а уровень гигиены столь низок и примитивен, что я готовился к самому худшему. Сквозь щелочку между плохо пригнанных досок проникал слабый луч заходящего солнца, и разглядеть что-либо было нелегко. Однако взгляд мой упал на какую-то изодранную рукописную книгу. Страницы в ней были небрежно вырваны и сомнения в том, для чего эта книга использовалась, у меня не возникало. Ты знаешь, сколь трепетно я отношусь к книгам, в особенности старинным, но тут я решил все же продолжить надругательство над рукописью, ибо другой возможности привести себя в надлежащий вид у меня не было. И все же перед тем, как решиться на это, я решил поднести изорванные страницы к глазам и прочитать, что же за книга попала у хозяев замка в такую немилость. При тусклом свете последнего луча солнца, чудом пробившегося в место моего уединения, я разобрал несколько строк, написанных на столь нелюбимом тобою нижнебретонском наречии. Знал бы ты, ЧТО ЭТО БЫЛИ ЗА СТРОКИ! Руки мои задрожали. Я был невольным соучастником наихудшего из святотатств. Не веря себе, я перечел еще раз. Да, ошибки быть не могло. Я держал в руках обрывки Евангелия на бретонском наречии! Я ужаснулся при мысли о том, что мог бы по рассеянности использовать страницы из книги, не удосуживаясь их прочесть.

Кто и зачем кощунственно поместил сюда Книгу, чтобы таким непристойным образом опозорить ее? Сомнений не было, кто-то решил над нею надругаться, ведь судя по ее виду, она предназначалась явно не для чтения. Я вознегодовал и решил пренебречь телесной чистотою ради чистоты духовной. Я бережно обнял книгу и вынес ее из позорного заточения на свет Божий. Бредя по саду, я рассматривал свою находку. Увы! Жители Керзервенн оставили лишь десяток нетронутых страниц, остальные же были порваны и использованы. Я был сокрушен.