Антон Фарб - Авадон

- Опять они врут, - с нотками истерики сказала Петра. - Ну почему они всегда врут?!

Лимек ушел, не попрощавшись.

Призрак абортированного ребенка был не единственной манифестацией Бездны в минувшую ночь. Подобные явления, предшествовавшие сильному Шторму, имели место быть в большинстве домов Авадона, и на утро в городе повисла напряженная и слегка нервозная атмосфера.

Люди на улицах передвигались короткими перебежками, автомобили либо проносились мимо на полной скорости, либо ползли черепахами. Трамваи не ходили вовсе. Лавочники поспешно опускали железные ролеты и запирали решетки на дверях. Дворники с отчаянием взирали на вороньи трупики, опираясь на метлы и не зная - убирать их или уже не стоит суетиться перед Штормом?.. И все, все без исключения авадонцы этим воскресным утром сохраняли мрачное, подавленное молчание, переговариваясь лишь по необходимости и шепотом, и то и дело поглядывая на жестяные рупоры на фонарных столбах - не взвоют ли тревожной сиреной?..

На площади Искупления, усеянной дохлыми воронами, но все равно выглядевшей уже не так зловеще в дневном свете, строили баррикады: выгружали из кузова армейского грузовика мешки с песком и сваливали их вокруг колокольни Забал. За рабочими следили четверо автоматчиков, припарковавших мотоциклы прямо у лестницы детского приюта. Кожаные регланы и стальные каски мокро блестели.

У дверей приюта висела медная табличка: "Дом призрения за малолетними сиротами, построенный в 1871 году милостью Ее Величества Беаты Благословенной на пожертвования горожан Авадона".

Лимек позвонил в старинный колокольчик. Дверь открыла очень пожилая женщина в белом халате.

- Что вам угодно? - спросила она, подслеповато щурясь из-за толстых линз очков.

- Я хотел бы видеть госпожу Сивиллу Гельрод.

Женщина - Лимек решил, что это нянечка, было в ней что-то такое сюсюкающе-неискреннее - повела его по гулким коридорами с арочными сводами вглубь старинного здания. Тишина оглушала, только поскрипывали подошвы ботинок Лимека по начищенному паркету и шуршал халат нянечки. Миновали столовую, откуда невкусно пахло подгорелым жиром, пустые классные комнаты, поднялись на второй этаж, миновали наглухо закрытые двери детских спален и приблизились к кабинету Сивиллы Гельрод. Здесь нянечка оставила Лимека, и он без стука вошел.

- Чем могу служить, молодой человек? - Госпожа Гельрод попыталась остановить его на пороге строгим взглядом и интонацией, но с сыщиком этот фокус не удался.

Он сел без приглашения и сказал:

- Меня зовут Лимек. Я репортер "Авадонского вестника" и пишу очерк о благотворительной деятельности выдающихся граждан Авадона.

- Ах, вот как? - Гельрод откинулась на спинку стула, такую же прямую и высокую, как сама смотрительница. - Мило. А бульварную прессу интересует благотворительность?

Ее тонкие губы разъехались в ехидной улыбочке. Личико у смотрительницы было детское, маленькое, гладенькое, почти без морщин, только волосы - совсем седые, и кожа на шее висела дряблыми складками, как у игуаны. Гельрод напоминала редкую рептилию, особенно - пристальным немигающим взглядом абсолютно черных глаз.

Лимек ответил с ледяной улыбкой:

- Скажем так: это - частное журналистское расследование по заказу одного влиятельного лица.

Сивилла Гельрод нахмурилась.

- Постойте. Я вас уже видела. Вы были на похоронах инженера Петерсена. Вы подошли к его дочери, когда все разъехались.

- Вот именно про Петерсена я бы и хотел поговорить...

- Вот еще! - фыркнула Гельрод. - С какой стати мне с вами обсуждать наших меценатов?

- А Петерсен входил в число меценатов? - уточнил Лимек, мысленно почесывая в затылке: плачевное состояние финансов инженера не давало повода заподозрить его в филантропической деятельности.

- До свидания, господин Лимек, - поджала губы Петерсен. - Покиньте, пожалуйста, мой кабинет, или я вызову охрану.

Ах ты, стерва, подумал Лимек. Нажать на нее? Хотя... Не стоит. Вряд ли старая вредная сука испугается публикации в "Авадонском вестнике" того факта, что бывшая растлительница малолетних работает в детском приюте - слишком уж она уверенно держится, так ведут себя те, кто во всем полагается на могущественных покровителей. На этом и сыграем.

- Видите ли, госпожа Гельрод. Вы меня не совсем верно поняли. Я работаю на Ламара Ксавье, если это имя вам о чем-то говорит...

С этими словами Лимек достал из бумажника визитку фабриканта.

- Это он рекомендовал мне обратиться к вам по поводу инженера Петерсена.

При виде визитки на лице Сивиллы Гельрод нарисовалась услужливо-заискивающая мина, а голос откровенно залебезил:

- Что же вы сразу не сказали, господин Лимек! Прошу простить меня за грубость, вы же понимаете, ведь сегодня такой день... Эти вороны! Это ужасно! Я вся на нервах... Так что бы вы хотели знать?

- Как давно вы знали инженера?

- Шесть лет, - с готовностью ответила Гельрод. - С самого первого рабочего дня. Если бы не господин Ксавье... Передайте ему от меня самые теплые пожелания!

- Обязательно, - пообещал Лимек. - А что Петерсен делал в приюте? Помимо пожертвований?

- Ну, - почти натурально смутилась Гельрод. - Вы понимаете... Я могу быть с вами откровенной? Ну да, конечно же, могу... В нашем приюте так редки случаи усыновления сироток...

- И?

- И поэтому... Мы установили... э... политику открытых дверей для наших меценатов, - выкрутилась Гельрод.

- Что это значит? - продолжал давить Лимек.

- Ну... Сиротам так не хватает родительского тепла... А наши меценаты слишком заняты, чтобы взвалить на себя ношу полной ответственности за ребенка! И мы нашли компромисс...

- Вы сдавали детей в аренду? - спросил Лимек напрямую.

- В основном девочек, - сказала Гельрод. - Но вот Персиваль как раз предпочитал мальчиков. Точнее, одного конкретного мальчика...

К горлу подкатила тошнота. Сколько лет он занимался этой работой, а привыкнуть так и не смог. Решил для себя раз и навсегда, что нет предела гнусности человеческого естества, и что никого и никогда нельзя понять до конца, хоть проживи с ним целую жизнь.

- Я могу увидеть этого мальчика? - спросил сыщик.

- Увы, это невозможно! Сорванец сбежал три дня тому назад! Ночью!

- В ночь со среды на четверг?

- Совершенно верно.

Уж не поэтому ли инженер-содомит наложил на себя руки? Если бы все было так просто, вздохнул Лимек. Он достал из бумажника сотенную купюру, послюнил химический карандаш и написал на ней свой рабочий номер телефона и домашний код пневмопочты.

- Если мальчик объявится, дайте мне знать.