Дэниел Полански - По лезвию бритвы

Я лежал на земле, его локоть давил мне на горло, мир бешено вращался вокруг меня, кровавая каша облепила язык, и мне уже казалось, что вот-вот за мной придет смерть. Но смерть долго не шла. На мое счастье, у Той, Которая Ожидает За Пределами Всего Сущего, вероятно, были какие-то дела в Низком городе в том году, а я был еще совсем ребенком. За такую незначительную оплошность ее можно было простить, тем более теперь, когда она явилась исправить ошибку.

Свет начал меркнуть.

Мои уши наполнились шумом, похожим на рев водопада.

Затем моя рука нащупала что-то твердое и тяжелое, и я занес камень над головой мальчишки и ударил его. Груз, сдавивший мне шею, ослаб, а я бил снова и снова, пока не оказался верхом на противнике. Я слышал крики, его и свои, но продолжал наносить удары, а потом кричал уже только я.

В тишине я поднялся над телом подростка, и его друзья больше не заливались смехом. Теперь они смотрели на меня так, как никто никогда еще не смотрел на меня, и, хотя их было двое и они были выше меня, оба боязливо попятились а затем обратились в бегство. Глядя им в след, я понял, что мне понравилось выражение страха, которое я видел в их глазах, и был доволен собой. И если ради такого пришлось немного запачкать руки в липкой мозговой жиже, не беда, всего лишь малая цена победы — совсем даже и не цена.

Дикий ураган смеха подкатил из утробы к горлу, и я изрыгнул его в окружающий мир.

Я проснулся с тяжестью в груди и сдавленным, частым дыханием. Поднялся с кровати и привел сердце в нормальный ритм, считая удары: раз-два, раз-два. Рассвет почти наступил. Я оделся и спустился вниз.

В пивной царила тишина. Наши клиенты разошлись по домам, чтобы поколотить жен или проспаться. Я опустился на стул у крайнего стола в ряду и несколько минут просидел в темноте, затем направился в заднюю комнату.

Поленья в печи догорели до углей, и в комнате было холодно. На полу возле очага стояла стопка неиспользованного постельного белья. Никаких следов пребывания здесь бездомного мальчика не было.

Я вышел за дверь «Пьяного графа» и прислонился к стене, скручивая сигарету дрожащими от холода руками. До наступления утра оставалось еще несколько минут, и в предрассветных сумерках город казался серым, словно в дыму. Промозглость осени вызвала во мне кашель, и его громкий грохот прокатился эхом по пустым улицам. Я прикурил сигарету, чтобы успокоить его. Где-то вдали петух пропел зорьку.

Как только найду насильника девочки, сотворю с ним такое, что расправа над Заячьей Губой покажется ласками новой любовницы. Я поклялся всем святым на земле, что эта гнида будет умирать долго.

8

Спустя восемь часов и потратив шесть золотых, я не продвинулся ни на шаг к своей цели. Без маковой росинки во рту я обошел все цеха, где изготавливается или используется растворитель, от Широкой улицы до Светлой. Нескольких медных монет обычно достаточно для того, чтобы получить нужные сведения. Если это не помогало, я показывал бумагу с подтверждением того, что я состою на гвардейской службе, и задавал свои вопросы менее вежливо. Получить ответы оказалось довольно просто. Всегда легко получать ответы, которые никуда не ведут.

Воробей догнал меня вскоре после того, как я вышел из «Графа», не дав мне никаких объяснений своего исчезновения. Он вообще ничего не сказал, просто шел следом за мной и молчал. Мальчишка начинал нервничать. Видимо, не ожидал, что работа со мной окажется такой скукой. Мне самому нравилось наше занятие ничуть не больше. Чем дольше продолжались поиски, тем более абсурдной казалась моя убежденность в успехе нашего предприятия, и я часто вспоминал о том, что одно из достоинств моего ремесла состоит в том, что люди разыскивают меня, а не наоборот. Но мысли о мертвой девочке и мое природное упорство гнали меня вперед, и, вопреки всем уговорам здравого смысла, я надеялся, что удача еще улыбнется мне.

Старушка за прилавком, таким же обшарпанным, как и она сама, ни на полдюйма не изменилась в лице за все время нашего разговора. Никто из ее работников не отлучался последние три дня. И было их всего двое, обе женщины, и работали они шесть дней в неделю от зари до полуночи. История старухи оказалась не слишком интересной, чтобы оправдать три медяка, которые я заплатил ей.

Из маленькой мастерской я вышел на улицу, когда день уже угасал, и подумал, что пора прекратить бесплодные поиски, вернуться домой и восстановить силы, как вдруг ветер сменил направление, принеся знакомый запах. Улыбка растянула мне уголки губ. Заметив ее, Воробей посмотрел на меня с любопытством.

— Что случилось? — спросил он, но я оставил его вопрос без ответа и пошел против ветра.

Мы прошли два квартала, и едкий запах сделался крепче. Еще несколько шагов — и вонь стала почти невыносимой. Пройдя немного вперед, я понял почему. Перед нами стояла большая клеевая фабрика, каменные ворота выходили на просторный двор, где кучка киренцев топила в бурлящих котлах хрящи и кости. Я был близок к цели. Я открыл калитку и вошел внутрь. Воробей не отставал, держась в полушаге за моей спиной.

Быстро мелькнула в воздухе моя фальшивая грамота, и управляющий принял вид дружелюбной услужливости. Я завел разговор по-киренски намеренно хуже, чем умел.

— Рабочие, все здесь последние три дня? Кто-нибудь нет? — Я положил на стол серебряную монету, и глаза управляющего просветлели. — Важные сведения, большая цена.

Его совести потребовалось полсекунды, чтобы одобрить продажу чужеземцу своего соотечественника, монета исчезла, и он указал на человека среди рабочих на фабричном дворе.

Он был выше меня, выше любого из киренцев, которых мне доводилось видеть. Еретики обычно низкорослые и жилистые. Киренский великан тащил огромный мешок порошка к бурлящим котлам, и было что-то бестолковое и вялое в его движениях. На правой щеке великана имелись бледные синяки, какие могла бы оставить девушка, неистово защищая себя от насильника. Разумеется, синяки могли бы остаться от чего угодно.

Но только могли бы.

И я почувствовал, как внутри меня пробуждается былое волнение, поднимается через грудь и наполняет руки. Это был он. Безжизненные глаза лишь отдаленно напоминали его собратьев, склад лица даже на таком расстоянии выдавал его преступную сущность. Особенная ухмылка, какой не бывало на моем лице с тех пор, как меня выставили с королевской службы, появилась вновь. Я глубоко вдохнул отравленный воздух и спрятал улыбку.

— Ты, парень, возвращайся в трактир. Ты заслужил ночной сон.

Проведя столько времени в поисках, Воробей явно желал увидеть развязку.