Демон Максвелла - Холл Стивен

«Откуда в Вифлееме полый ангел?»

А что если голос из автоответчика, доносящийся через две стены и дверь, сказал совсем не это?

Что, если я ослышался?

Что, если он на самом деле спросил…

«Откуда в Вифлееме вол и ангел?»

Я уставился на старые глиняные фигурки в круге света, на сломанного ангела и вола с щербинами, чувствуя, как ползут вверх брови.

Я вскочил на ноги. Как такое возможно? Как такое может быть? Я судорожно оглядывался по сторонам, словно надеялся увидеть на стенах ответ, написанный огромными буквами, как тут…

Бах.

Я замер.

Дыши.

Дыши, дыши, дыши.

Как тут – Бах!

Внутри, за бушующим, диким страхом, я ощутил то ли некую потребность, то ли желание, то ли нечто, по форме походящее на боль. Я с огромным усилием заставил себя сдвинуться с места, чтобы рвануть изо всех сил и догнать источник звука.

В небольшом коридоре слева я увидел маленькое окошко, ставни которого раскачивались в вечернем воздухе на петлях – Бах! Бах! Бах! – словно кто-то задел их, выскакивая наружу. Кто-то – или что-то – проник вместе со мной в церковь, следил и слушал, но не отвечал на мои крики.

Нервы сдали.

Я попятился. Шаг, два.

А потом развернулся и рванул прочь.

Рядом с парком есть один паб с бургерами, чучелами животных и памятными вещами Германа Мелвилла. В тот вечер я влетел в паб, надеясь, что не выгляжу как перепуганный шериф из вестерна, и немного расслабился, когда никто не обратил на меня внимания. Я незаметно прошаркал к бару на дрожащих ногах, все еще не полностью отойдя от потрясения. В заведении царило оживление, отчего мне стало намного спокойней: тут были и парочки на свидании, и несколько офисных работников, и даже взрослые, богатые псевдохипстеры, – в общем, обычный контингент.

В ярком свете ламп я изо всех сил старался выглядеть непринужденно, однако по взгляду бармена, стоящего у пивных кранов, и фрагментам бледных, измученных лиц, плавающих в зеркале за рядами спиртного, я понял, что притворяюсь из рук вон плохо. К счастью, лондонцы не задают лишних вопросов. Взяв выпивку, я сел за столик у окна, выходящего на темный парк и полную листьями улицу. Так я мог видеть всех, кто шел по дороге от церкви.

Но никого не было.

Прошла минута, две, три – улица пустовала. Ну естественно.

На что надеялся? Я правда думал, что кого-то увижу?

Я чувствовал себя глупо и оставил вопрос без ответа.

«Хватит, – сказал я себе и опрокинул стакан, заливая стыд за расшатанные нервы, из-за которых до сих пор сдавливало грудь. – Ты ведь понимаешь, что ведешь себя нелепо?»

Я понимал. И все же поднимал глаза всякий раз, когда дверь паба распахивалась.

И неважно, что человек, которого я ожидал увидеть, больше не мог входить в двери. «Он больше вообще никуда не захаживает, – подумал я, – не спит, не плачет, не пьет, не ходит в уборную и не подпевает песням на радио. Он не делает ничего. От него остались только кости и старые записи, конечное количество букв на конечном количестве страниц. Ничем большим он уже не станет. Точка. Конец».

Но я все равно поднимал глаза. Каждый раз.

«Ведешь себя глупо. Ты ведь и сам знаешь».

Чуть позже я достал из кармана письмо Эндрю, еще раз перечитал его записку и изучил полароидный снимок черной сферы.

Как думаешь, что это?

– Не знаю, Эндрю, – тихо ответил я фото. – Чего сам не расскажешь?

Мой ответ Эндрю Блэку исчез в прорези почтового ящика. Подул ветер, закружились опавшие листья. Коричневые, желтые, оранжевые, красные, коричневые, бурые, желтые, коричневые, оранжевые, золотые, красные, зеленые.

По пути домой я думал об отце, о воле, ангеле и пустых яслях. Думал о пустых местах, которые я оставлял на полках книжных магазинов все эти годы, о пустом пространстве в гардеробе в нашей квартире, о всех пустующих ящиках и шкафчиках и отсутствующих в ванной мелочах Имоджен. Думал о кровати с камеры «Общежитие 2» и о том, как на другом конце света электронный демон заставил крошечный шарик из полистирола подниматься по крошечной винтовой лестнице.

Свернув на нашу улицу, я вспомнил, как поздно ночью потянулся со своей теплой половины кровати к другой и ощутил только ледяную простыню.

Учитывая время на получение, сортировку, доставку до ночного поезда, еще одну сортировку, а затем еще одну доставку до адресата, я прикинул, что мой ответ Блэку по поводу таинственной сферы – «Дорогой Эндрю! Понятия не имею. Что это?» – может попасть к нему уже на следующий день, но, скорее всего, прибудет только через два. Если бы по пути домой посчитал поточнее, то в итоге бы предположил, что Эндрю Блэк прочтет мои слова через минимум восемнадцать или максимум сорок четыре часа.

Дорога от почтового ящика до дома заняла всего десять минут.

Когда я открыл входную дверь, я увидел новое письмо от Эндрю Блэка на коврике у двери. Я вскрыл его и прочел первую строчку:

Дорогой Томас!

Я рад, что ты спросил.

Часть II. Гутенберг и Фауст

– А теперь, – продолжал он бодро, – вам небось интересно посмотреть нашу большую машину.

12. Эндрю Блэк

Впервые Эндрю Блэка я встретил одним холодным февральским утром чуть больше шести с половиной лет назад. Началось все очень похоже: со внезапно пришедшего письма. Я получил невзрачный белый конверт с аккуратно приклеенной на обратной стороне полоской скотча, – видимо, чтобы письмо случайно не открылось по пути. Я вскрыл конверт и вытащил записку. Сразу же взглянул на подпись, и мои глаза едва не полезли на лоб.

Эндрю Блэк.

Эндрю Блэк – названый сын моего отца, человек, чья книга была повсюду, в то время как его самого никто не мог найти, – приглашал меня на свою лекцию по творческому письму в Университете Халла. «Я преподаю под именем Майк Мондеграсс, – небрежно добавил он в записке, – так что прошу вас подыграть. Эндрю Блэк».

Увидев имя, первое, что я подумал, – наверное, отец его надоумил.

Но секундой позже: «Это вряд ли, ведь отец мертв». На тот момент с его смерти прошло не так много времени, и я еще пытался смириться с этим фактом, только-только начал его принимать, будто знание паразитом проникло в мозг, но не успело там прочно закрепиться.

А тут еще и эта весточка от отцовского протеже.

– Что ж, – сказал я, уставившись на письмо. – Что ж.

«Qwerty-автомат» вышла из печати пару месяцев назад, но не имела большого успеха, так что при обычных обстоятельствах я бы с радостью бросил в сумку экземпляр своей книги, сел на поезд и отправился бы куда угодно, чтобы поговорить о тексте со всяким, кто готов слушать. Но письмо от Эндрю Блэка привычными обстоятельствами никак не назовешь, верно? Оно явно пришло неспроста.

Но почему Блэк решил со мной связаться?

Ему что, нужен был повод для разговора? Он хотел мне что-то сообщить? Попросить меня прочесть отрывок из своей по большей части неудачной книги смеха ради? Утвердиться за мой счет? Решил, раз Стэнли Куинн скончался, то для этого сойдет и его сын? Возможно, у Блэка и в мыслях ничего такого не было. В целом, возможно, он и вовсе не знал, что я являюсь сыном Стэнли Куинна. Маловероятно, но все же. Писателей часто приглашают на лекции, в этом нет ничего странного. Бывают же случайные совпадения, верно?

Верно.

И все же.

Глядя на письмо, я ощущал, как мною овладевает беспокойство, чувствовал надвигающийся час расплаты и понял, что не знать мне покоя, пока я не встречусь с Эндрю Блэком лицом к лицу и не посмотрю ему в глаза.

Эндрю Блэк.

Эндрю, мать его, Блэк.

– Что ж, – снова сказал я.

В тот же день я принял приглашение ответным письмом.