Пулемет над пропастью (СИ) - Владимир Альбертович Чекмарев
Капитан цур зее Дениц, был могутен и бородат, и совсем не похож на своего знаменитого однофамильца, о котором он впрочем и не догадывался. С уважением посмотрев на мои награды и отдельно на Золотую пайцзу и Серебряный аксельбант, доложил, что получил личный приказ Князя-герцога, о временном вхождении его отряда кораблей, в составе трех крейсеров в Отдельную бригаду лейб-жандармерии Лопедевега. Моряк не удержался и задал стандартный вопрос, а мол то это значит? И получив ответ раскатисто заржал и сказал, что мы безусловно сработаемся, ибо у герра оберст-лейтенанта истинно военно-морское чувство юмора. Я малость подпортил ему настроение сказав, что в бригаду входит воздушный корвет (между ВВС и ВМС традиционно существовала легкая неприязнь, связанная с соревнованием в степени элитарности), но успокоил, добавив что корвет этот, согласно Высочайшего повеления, является боевой единицей лейб-жандармерии.
Утром следующего дня корабли вышли в море. Свою группу и платунг штурмовиков я расположил на дирижабле Берты. Сам же перешел на флагмана эскадры, крейсер Акула-Мару (что меня удивило здесь, так это то, что к названию всех кораблей существует японская приставка Мару). Первый курс я назначал на Ост, но когда Герольштейн скрылся из виду, приказал повернуть на зюйд-зюд-вест и дать полный ход. О конечной цели нашего путешествия, я обещал рассказать позже. А нас с Бертой пригласили в кают-компанию флагмана, где произошло взаимное представление с капитанами других кораблей. Красавица Берта затянутая в черный мундир штурм-гауптмана лейб-жандармерии, с двумя изумрудно-бриллиантовыми серьгами в прелестных ушках (на эти сережки можно было построить немаленький корабль) и с кортиком «За храбрость» на поясе, провела на мареманов убийственное впечатление. Тут была в ходу у высшего света так называемая «Goldene Kosmetik», от которой внешность у обычных лиц менялась в лучшую сторону, а у красивых прибавлялся шарм и немого менялись черты лица. Изготавливали ее магистры и стоила она по весу бриллиантов за тюбик. Берта и Эльза не имели проблем с этим, особенно после моих подарков и посему моряки смотрели на Берту с восхищением, а на меня с завистью, ибо когда мы ходили по кают-компании представляясь и знакомясь, Берта изредка брала меня под руку, прижимаясь ко мне своей упругой грудью третьего размера. На торжественном обеде, по поводу союза жандармерии, флота и авиации, моряки обратились ко мне с вопросом по поводу запущенного мною в авиации преферанса, с просьбой рассказать об этой игре, а то мол летуны сделали ее своей внутренней и ни с кем не делятся. На что, я, уже немного расслабившийся ответил, что негоже морякам играть в чужие игры и у них должна быть своя, что вызвало бурный взрыв положительных эмоций переросший в спор, какую игру выбрать, но с условием, чтобы о ней знали только моряки и тут постепенно все взгляды скрестились на мне и добрый я, подарил морякам «Морской пул» (элементарный Кинг). В местных колодах были все нужные значения и я по быстрому скомпоновав колоду для «Морского пула» приступил к обучению. Я естественно переработал терминологию и вместо «не брать мальчиков» и «не брать девочек», у меня звучали команды: «не беспокоить дам» и «не тревожить офицеров». Игра пошла на ура. А Берта поклялась, что не раскроет секрет этой игры знакомым летунам. Ну а потом сам капитан цур зее (приглашенный ради такого случая кают-компанией, куда в обычное время, вход капитану заказан) посетовал мне, что у летунов есть своя песня, а во у моряков нету и я попросив гитару, выдал им «Флагманский марш» Розенбаума, естественно с переработкой, да и немецкий перевод звучал несколько по-своему…
У нежной тонкой руки
Украл платок свежий ветер,
И пеленою чёрный дым
Лёг над высокой волной.
Блистает гордый наш герб
В лучах зари на рассвете,
Под звуки маршевой трубы
Идут матросы на бой.
Над морем тучи легли,
И враг коварен и злобен,
Но в вихре грянувшей грозы
Наш герцог снова победит
Идут матросы в поход,
И корабли бьёт в ознобе,
И дудки боцманской призыв
К орудьям нас устремит.
Мы в кильватерном гордом строю
Сбережём честь и славу свою.
Так веселей играй, труба!
И пусть горчит поцелуй на губах.
Моему исполнение на бис моряки подпевали со слезами на глазах а когда я сказал что эта песня и про абордажников тоже, майор морской пехоты все тосты подряд пытался провозглашать за меня.
А я разохотился и выдал им «Прощайте скалистые горы» (да простит меня Михаил Васьков). Но две скалы на входе в портовый залив Бремена, навели меня на ассоциации именно к этой песне.
Прощайте, скалистые горы,
На подвиг Отчизна зовет!
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход.
А волны и стонут, и плачут,
И плещут на борт корабля…
Растаял в далеком тумане порт Бремен,
Родимая наша земля.
Короче пьянка затянулась до рассвета, и последнее, что я помнил, это как Берта играла на фортепьяно, а лейтенант цур зее Лом, записывал ноты на слух. А проснулись мы с Бертой в капитанской каюте, без капитана естественно. Вахтенный офицер доложил, что происшествий нет, суда и морские и воздушные идут по заданному курсу, из Бремена было пять запросов по нашему курсу, причем и на флагман и на остальные корабли, но согласно моему приказу, радиостанции работали только на прием, а передающие модули были опечатаны. Я не помнил этого своего приказа, но тем не менее его одобрил, подумав про себя, что талант не пропьешь. Корабли шли коробочкой и со всех палуб были слышны корабельные оркестры разучившие новые песни. А команды кораблей увидев нас с Бертой на палубе, стали вопить ура. Вот так и приходит слава, подумал я.
Глава 12
Глава двенадцатая, в которой герой вспоминает о парашютистах и собаках
Эскадру я оставил в дрейфе за линией горизонта, а сам на Бертином дирижабле, под скрытом, вылетел на рекогносцировку к острову Джонов. Зеленая стрелка указывала на особняк на дальней окраине, он был окружён высокой каменной стеной с машикулями и был увенчан квадратным донжоном с плоской крышей. Но сначала я решил исследовать порт… Там находилось у причалов и на рейде