День саранчи - Никита Велиханов
Пес двинулся с места, наклонил голову почти к самой земле и пошел к Витьку. Витек приподнялся и сел на корточки. Потом вытянул перед собой руку. Князь поднял голову, и вот тут-то Витек и встретился с ним глазами. И поплыл. Потому что мало ему было двух точек зрения, своей и жучиной. Теперь он видел сразу тремя парами глаз — добавились еще и карие внимательные глаза Князя. Было от чего ошалеть. Он видел, в цвете и с радужной дымкой по краям, подходящую к нему собаку и девочку, которая стоит у собаки за спиной. Он видел, в зеленовато-сером каком-то свете, себя самого, сидящего на коленях и, кажется, даже чуял свой запах — словно издалека, но необычайно четко. И он же сидя в скольких-то там метрах над землей, видел всю эту сцену сверху. Но самым поразительным было чувство, которое он при этом испытывал. Чувство невероятной радости. Радости оттого, что вот они, наконец-то, все встретились: Витек, Князь и жук. И так это было хорошо, так правильно, что Витек просто задохнулся от восторга и завилял хвостом.
«Так, стоп — пронеслось у него в голове. — Каким еще таким хвостом?» Но вопрос был лишний, потому что каким же еще, как не хвостом Князя. Потому что теперь это, собачье тело, тоже стало частью Витька, и он чувствовал, как подается у него под лапами мягкая лесная почва, и слышал уйму звуков, осмысленных звуков, которых раньше он не слышал и не понимал. И чуял уйму столь же осмысленных запахов. Потом он овладел еще одним телом, твердым и одновременно легким: телом, наделенным способностью летать. Тогда он взлетел, описал широкую дугу и приземлился сам к себе на плечо — на человеческое свое плечо. А потом положил человеческую руку на свой же собачий загривок. И наконец, сумел сфокусировать все свои глаза на Вале — и увидеть ее всю. Вали тоже было три. Рядом с ней, там, где только что стоял Князь, сидела теперь матерая серая волчица. А на дубовый сук над ее головой буквально только что опустился ворон, большой и черный, с хищно загнутым клювом. И они, все втроем, смотрели на Витька.
— Это Кира, — указала на волчицу Валя. — Но, если ты назовешь ее моим именем, она тоже поймет и откликнется. То есть пойму и откликнусь я — ты ведь понял уже, да? А это — Хугин. Тоже я. Мои глаза наверху. Как у тебя — жук.
— А как зовут моего жука?
— Никак не зовут. Жуков, муравьев и прочих насекомых не зовут никак. И он у тебя может быть разный, Их может быть много. Любой жук-олень в этом лесу — это ты. Только тебе надо научиться себя чувствовать. Тогда ты сможешь быть ими всеми, и быть везде сразу.
— Брр! — сказал Витек.
Ему и трех-то тел одновременно было многовато. А уж представить себе, что все жуки во всем лесу... Хотя, конечно, прикольно. Видеть сразу все, что происходит во всем этом отнюдь не маленьком лесу. Быть одновременно в сотне мест, многие из которых отстоят друг от друга не на один километр. Это же — сдохнуть, что это такое.
— А ты уверена, что все жуки...?
— Пф! — фыркнула Валя, а волчица с вороном одновременно положили головы на левое плечо и насмешливо уставились на Витька. — У тебя — хоть жуки. Их не так много. А у кого муравьи или пчелы — представляешь? Вот где круто. Мне-то проще, одна волчица, один ворон, одна Валя Одинцова.
— А с другими волками и воронами ты не можешь так?
— ТАК не могу. Но могу проще. Я с ними могу договариваться — или приказывать, не знаю, как тебе объяснить. Хотя, это тоже по-разному, с разными волками. Кому-то можно и приказать, а с кем-то нужно договариваться. Хотя — они все свои. Они всегда — за.
— За что?
— За то, что мы делаем.
— А что вы делаете?
— Не вы, а мы. Но ты не торопись, напарник. Всему свое время. Сам все постепенно поймешь, когда освоишься.
— А я тоже, так смогу?
— Что сможешь?
— Ну приказывать, договариваться?
— Конечно. Только у тебя не волки, а собаки. То есть с волками у тебя тоже получится, но не так хорошо, как! у меня. Волки — мои. А у меня, с другой стороны, с собаками посложнее. Хотя тоже получается. Но уж больно они хитренькие, твои собаки. Волки — они надежнее и проще. А насекомых я вообще не очень люблю. Хотя — жуки, они все-таки куда приятнее, чем, скажем, комары или гусеницы.
— А что, и такое есть?
— Конечно есть. Как не быть. Сейчас, оклемаешься немножко, пойдем, все и посмотрим.
Витек, который совсем уже почти успел освоиться с множественностью своих теперешних тел и точек зрения, вспомнил об исходной точке своего нынешнего утра.
— Да, кстати, — сказал он. — А от чего я, собственно, должен оклемываться?
— От мха. Ты же на мху лежал — готовился, духом подпитывался. И от браги, конечно. Колесник тебя ведь брагой поил?
— Чем-то поил, коричневым, травками пахло.
— Поил, — утвердительно сказала Валя. — А брага, она с непривычки сильно действует. И долго. Она дух пробуждает, мох только после нее хорошо идет. Но, с непривычки, опять же, может голова кружиться, гул такой в ушах...
— Ага, — сказал Витек, — в ушах гудит.
— Ничего, это у тебя скоро пройдет. Отоспишься, и пройдет.
Витек неловко поднял свое человеческое тело на ноги. Тут же и Князь пружинисто подскочил с моховой подстилки, и Витек с благодарностью почувствовал, как из сильного собачьего тела в вялое и заторможенное человеческое переливаются бодрость и энергия. Жук тоже сорвался с места и загудел, закружил у Витька над головой.
Витек сделал пару пробных шагов и почувствовал, что все не так уж и плохо с его человеческим телом. В крови закипала собачья бесшабашная радость. А руки, ноги и спина как будто полнились понемногу каменной крепостью жучиных лап и надкрыльев. Между деревьями загудел еще один жук, Витек едва успел обратить на него внимание, и тут же к трем полям зрения присоединилось четвертое, уже знакомое по цветовому регистру и способу виденья. Витек едва успел
