Одинокий некромант желает познакомиться (СИ) - Демина Карина
— А это Татьяна. Венедеева…
И опять же, звучная фамилия. Венедеевы орденов не имели, зато имели несколько заводов и пеньковую фабрику, которую за последние десять лет дважды расширяли.
— Мы вместе учимся. В Академии…
Об Анне будто бы и забыли.
Хорошо.
Она не любила внимания, а перчатки стоило снять, пока ненароком и вправду лица не коснулась. Все же отвратительно, когда тебя отвлекают от работы.
— Маг жизни… третий уровень с потенциальным выходом на второй. А вот Светочка уже на втором, но ей прочат великое будущее… она целитель.
— А вы?
— А я… я так, с землей работаю, наивысшее сродство, хотя и тоска смертная. Цветочки, корешечки… порой выть готова, но что не сделаешь, чтобы папеньку порадовать.
Тоска?
Земля отозвалась, ей тончайший слой каучука и не преграда вовсе. Смертная? Эта девочка о смерти ничего-то не знает, как не знает и о жизни.
…корешочки…
Корешочки расплелись, хотя и норовили ухватить за пальцы.
— Не шали, — прошептала Анна, и плетехвост успокоился. Он позволил освободить себя от тесного горшка — еще немного и перерос бы окончательно — и поставить в заранее выкопанную ямку, на дно которой Анна бросила рыбьи головы.
Оценит.
Она осторожно укрыла корни рыхлой землей. И погладила лист, делясь силой. Саженца всего три, но плетехвост растет быстро, и силу темную жалует. А силы на той стороне, как Анна подозревала, скопилось изрядно. Это был последний из саженцев, и Анна сняла-таки перчатки, положив их на стул. А после, вцепившись в этот самый стул, попробовала встать.
У нее получилось.
Почти.
Стул вдруг покачнулся, и Анна, утратив равновесие, стала заваливаться. Упасть ей не позволили.
— Осторожнее, — с легким упреком в голосе произнес Глеб.
И когда вошел?
И как… и неудобно получилось. Настолько неудобно, что Анна покраснела.
— Спасибо, — тихо сказала она, цепляясь за руку.
Серая ткань пиджака оказалась жесткой, а сама рука — твердой. Ее подняли. И подали трость. И слегка склонили голову, показывая, что благодарность принята.
— Вы…
— Калитка была открыта. Все хорошо?
— Все замечательно, — Анна оперлась на трость.
Она разглядывала гостя, отметив, что за прошедшие несколько дней Глеб мало изменился. Правда, костюм несколько измят, а на манжете виднеется темное пятнышко, то ли крови, то ли грязи. Галстук к рубашке не подходит, а пара серег в ухе, пожалуй, выбиваются из мирного, даже степенного образа.
— Эти девушки вас не обидели?
— Меня сложно обидеть. Тем более малознакомым девушкам.
Какой-то странный разговор. Но у Анны вообще с разговорами сложно. И с людьми. С растениями вот куда как проще.
— Это же плетехвост, не ошибаюсь? — Глеб указал на черенки, уже выпустившие плети боковых побегов. — Он ведь ядовит?
— Ядовит.
— И вы…
— Надеваю перчатки.
— Но все равно… это как-то… женщины обычно розы разводят.
— Розы у меня тоже есть.
— А еще венейский плетехвост и плющ, как вижу… и вон там, в уголке, если не ошибаюсь, арвия благородная? Я ее только раз живьем видел.
Арвию Анне привезли из Султаната, ответным подарком от многоуважаемого аль-хаяши Им Сумра, с которым она имела удовольствие познакомиться на третьей международной выставке цветов. Кажется, тогда они поспорили о возможности вырастить сумашайский камнелист в искусственных условиях.
Мудрый человек.
Только нервный немного. И арвию прислал, как обещал, а с нею — чудесный сапфировый браслет с парой камней жизни.
Жаль, не помогут.
— Она.
— Мне казалось, что вне Султаната ее вообще нет…
— У меня есть.
— А в императорском ботаническом саду нет, — почему-то это прозвучало почти обвинением. Но Анна лишь пожала плечами: императорский ботанический сад скоро получит ее оранжерею вместе со всеми обитателями и скромными записками.
Кто еще сумеет позаботиться о растениях, когда Анны не станет?
…арвия, аккуратное деревце с серебристой корой, покачала бледными листочками, словно укоряя за неправильные мысли.
Она привязалась к Анне.
Она узнавала Анну среди иных людей. Она радовалась ей и делилась, что радостью, что силой. Пройдет еще каких-то пять лет, и арвия, быть может, зацветет.
А там и плоды завяжутся.
Крупные, сизоватые, покрытые плотной пушистой оболочкой. На вкус они будут невыносимо кислы, но сок их пригодится целителям.
— В императорском ботаническом саду многого нет, — Анна погладила лист, ощутив легкий отклик. — Вас заинтересовала моя коллекция?
Глеб, присев на корточки, разглядывал плетехвост, который спешил расти.
Солнце.
Вода.
Сила, до которой он дотянулся. Что еще нужно? Уже завтра ограду оплетут мясистые розовые побеги, на которых чуть позже проклюнутся листья. И плющ поспешит по ним, цепляясь и одновременно укрывая собственной глянцевой листвой.
— И это тоже… но вообще-то я пришел принести извинения.
— За что?
— За поведение моих… гм, подопечных. Знаю, к вам забрался Арвис. Надеюсь, он… ничего не сломал.
— Нет.
Мальчик придет еще, если не к Анне, то к ледяным лилиям точно. Анне не жаль. Пускай себе. Сегодня она испечет новое печенье, с сыром и кунжутом. Почему-то показалось, что оценят.
— Он… весьма специфический меолодой человек, — Глеб поднялся и рьуки за спину спрятал. И правильно, плетехвост в айктивной фазе весьма надоедлив. А этот бщудет расти до заката, быть может, и ночью. И пусть к забору тянется, а не к постороннему мастеру Смерти. — Порой он сам не понимает, что говорит. Его речь… словарный запас… является естественным результатом предыдущей его жизни.
— Откуда он? И… хотите ледяного чаю?
Ей показалось, Глеб откажется, но он кивнул и сказал:
— Хочу. А если и к чаю что найдется, то тоже не откажусь.
Что ж, почему бы и нет.
У нее нашлись маленькие булочки из местной пекарни, ветчина и козий сыр, который Анна любила сам по себе, без булок и масла, чем донельзя возмущала Марьяну. Та, и без того полагавшая, что странностей в хозяйке куда больше, нежели это можно сносить молча, постоянно ворчала.
К ворчанию Анна привыкла давно.
И с Марьяной смирилась. Изо всех, кого ей случалось нанимать, Марьяна была самой неназойливой. А ворчение… пускай.
Глава 7
Глава 7
…в этом доме было уютно.
И дело отнюдь не в светлых стенах, и не в террасе, где стояли стол и стулья. Не в простой скатерти и даже не в булочках, остро пахнущих чесноком.
Дело было в самом месте.
Странном.
Да, Глеб знал, что женщины любят цветы, но… не настолько же! Растения были везде. В длинных кадках, наполненных мелкими камнями, в высоких вазонах, куда умещались уже почти дерева, в крохотных, с мизинец, горшочках, что стояли на полочках, вытеснив обычные для таких мест фарфоровые статуэтки. Растения вились, оплетая и столбы, на которых лежала крыша, и решетку террасы. Они расстилались разноцветными коврами листьев и спешили заселить все поверхности.
Но… это не раздражало.
Напротив, она, бледная женщина со светлыми волосами, смотрелась естественной частью этого живого мира… пожалуй, довольно нечеловеческой частью.
Куда более нечеловеческой, чем Арвис.
Глеб помог поднять поднос.
И расставил чашки.
Принял высокий заварочный чайник. И сам наполнил чашки ароматным, куда более ароматным, нежели в столичной чайной, напитком.
— С липовым цветом и мятой, — пояснила Анна, устраиваясь напротив. — Надеюсь, вы не возражаете?
— Ничуть.
— Рекомендую добавить гречишный мед, если любите сладкое. Сахар убивает вкус.
Гудели пчелы, но где-то далеко, и гул этот не вызывал страха, хотя стыдно признаться, но пчел Глеб побаивался. Чай был терпким и сладковатым сам по себе, мятные ноты — легкими. А липа… липа — это всегда липа.
— Арвис… он ведь из радужного народа, верно?
— Исшхас, — согласился Глеб. — Так они себя называют. Но в нем лишь половина крови, а как такое получилось… не буду лгать, что знаю. Предположу.
